Люди, лишенные гордости, понятия не имеют о том, к чему стремился Господь, создавая их, а порой даже заставляют нас сомневаться, что таковое стремление вообще имело место; возможно, оно теперь безвозвратно утрачено. Эти люди принимают за счастье то, что им называют счастьем другие, и ставят его, вместе с самими собой, в зависимость от злобы дня. Они дрожат — и не без причины — перед ликом своей судьбы.
Любите пуще всего гордость Господа, а гордость ближнего любите как свою собственную. Уважайте гордость львов и не делайте из них узников зоопарков. Уважайте гордость собак: не давайте им жиреть. Уважайте гордость своих соплеменников и не позволяйте им жалеть себя.
Уважайте гордость покоренных народов и позволяйте им чтить отца и мать.
Субботние послеобеденные часы были на ферме благословенным временем. Во-первых, до понедельника можно было не ждать почту, то есть нагоняющие тоску деловые сообщения; одно это обстоятельство обволакивало ферму коконом довольства. Во-вторых, все предвкушали воскресенье, когда можно день-деньской отдыхать или резвиться; арендаторы посвящали воскресенье труду на своей земле. Мне по субботам больше всего остального нравилось думать о волах. В шесть вечера я подходила к их загону, чтобы встретить после работы и нескольких часов мирного выпаса. Завтра, думала я, они будут только пастись.
На ферме насчитывалось сто тридцать два вола, то есть восемь рабочих упряжек и несколько запасных. Субботним вечером все они брели домой в золотой пыли заката, длинной вереницей, мерной поступью, как всегда. Смирно сидя на заборе и куря сигарету мира, я наблюдала за ними.
Вот шагает Ньозе, вот Нгуфу, вот Фару, вот Мсунгу, что означает «белый человек». Погонщики часто называют свою скотину именами белых, поэтому распространенной кличкой волов является Деламер. Вот бредет старик Малинда, большой желтый вол, мой любимец; его шкура покрыта странными узорами, похожими на морских звезд чему он, возможно, и обязан своим именем, ибо Малинда означает «юбка».
Подобно тому, как в цивилизованных странах всеобщее бельмо на глазу — трущобы, о которых неприятно вспоминать, в Африке у всех начинает болеть совесть при мысли о волах. Впрочем, к своим, фермерским волам я отношусь так, как относился бы король к трущобам своей страны: «Вы — это я, а я — это вы».
Африканские волы принесли на себе наступающую европейскую цивилизацию. Повсюду, где распахивались новые земли, они таскали плуги, утопая по колено в земле и слыша над головой свист длинных бичей. Они строили новые дороги, они волокли в глубь континента железо и механизмы, поднимая пыль и приминая траву там, где еще не было дорог. Еще до рассвета на них надевали ярмо, чтобы они весь день бродили вверх-вниз по склонам, сгорая на безжалостном солнце. Бичи оставляют на их спинах глубокие следы; нередко приходится видеть вола без глаза, а то и без двух — результат лихого удара бичом. У многих индусов и белых подрядчиков тягловые волы за всю жизнь так и не знают выходных.
