Материнские представления об идеальном зяте сводились к тому, чтоб претендент на руку и сердце Евгении имел в активе дачу, машину, ученую степень и, разумеется, высокооплачиваемую должность. Все остальное в расчет не принималось. В итоге, когда на очередные смотрины прибыл плешивый и обрюзгший мужичонка, всего на пару лет младше самой Елены Григорьевны, Женька в ультимативной форме потребовала впредь оградить ее от подобного сватовства.
Разразился громкий скандал, в котором активно поучаствовал даже Антошка, втихаря передавая Женьке тарелки, которые та била об пол в ответ на материнские вопли — переорать мать было совершенно нереально, а молча проглотить разнос, как это бывало раньше, Женька не собиралась. И как ни прискорбно, Елена Григорьевна была вынуждена на сей раз отступить, заметив:
— И в кого ж ты такая непутевая уродилась? Явно не в меня, а в папашу и его родню пошла! Тьфу!
Отца Женька помнила неплохо. Хотя мать утверждала, что он заурядный алкоголик, даже погиб как последний пьянчужка — упал в сугроб и заснул там вечным сном, но Женька считала, что у нее был отличный папка! Он души не чаял в дочке, с каждой получки баловал гостинцами и никогда не чурался посидеть с ней по вечерам, когда мать уходила в гости к высоколобым знакомым, перед которыми она стыдилась своего простоватого с виду супруга.
Женька не знала, как познакомились ее родители, и, честно говоря, подозревала, что никогда этого не узнает. Мать обычно молчала на эту тему, как пленный партизан, либо выдавала в ответ нечто такое, от чего у Женьки вяли уши и минимум на пару месяцев пропадало всякое желание расспрашивать матушку о ее молодости. Но если собрать воедино те отрывочные сведения, которыми располагала Женька, то вырисовывалась следующая картина…
Отец был аспирантом в том же самом институте, где училась мать. Случайная встреча на студенческой вечеринке, бурная любовь, неосмотрительно приведшая к появлению наследника, сиречь наследницы. Срочная свадьба под неодобрительные взгляды и перешептывания материнской родни и смущенные поздравления отцовской. Пеленки-распашонки, жизнь на грани нищеты и уход отца из аспирантуры в шабашники — лишь бы прокормить жену и ребенка. А потом так и покатилось. Дома отец появлялся только под вечер, вымотанный до крайности. Потом все чаще от него стало припахивать перегаром. Елена закатывала истерики, пытаясь вразумить мужа, но все без толку. Иногда Женьке казалось, что знай отец в тот печальный вечер, чем закончатся его посиделки с коллегами по работе, все равно поступил бы так же. Пытаясь сделать невозможное и обеспечить семью всем необходимым, он внутренне надорвался и ничего, кроме отдыха и покоя, для себя не желал.
