Дальнейшее он помнил смутно – помнил, как дымилась кровля, как занимались паперти, как с криком и шумом великим силою выводили митрополита.
«Что ж я стою?» – мелькнуло у него в голове, и он кинулся к вратам, туда, где толпился народ, и вбежал в храм.
К образу Владимирской Богоматери не мыслил он раньше подойти без трепета, а тут бросился к нему, сорвал со стены и, закрывая собой от языков пламени, побежал к выходу. Задыхаясь от дыма, шарахаясь от огненных змей, что уже ползли по полу, бросился бежать к выходу. Врата были раскрыты и, глянув мельком, Михайла чуть не споткнулся.
Диво дивное предстало его взгляду на минуту. Не жаркий полдень стоял на дворе, но звездная, светлая ночь, и не слышно было уже воплей боли и страха, гула огромного костра, не доносились запахи гари. Напротив, воздух был чист и благоухан, пахло словно цветами… Жар уже не обжигал рук и лица, дышать стало легче. Но, несмотря на это, вокруг все так же клубился дым, и Михайла с ужасом понял, что пока зевал он на свое виденье – потерял из виду выход…
Ткнулся в одну сторону, в другую – ничего не видно. Дым застилает глаза, но странно – дышится легко, как в прохладное утро у реки. «Верно, я помер уже», – сообразил Михайла. Все закружилось перед глазами…
Увидел он себя лежащим на зеленой лужайке. Вокруг собрались люди – обгорелые, закопченые, глядели они испуганно и радостно. Икону Михаил как держал, так и держал – никто не осмелился взять ее у него.
– Храм… сгорел? – хрипло спросил Михаил, облизав запекшиеся губы.
– Потушили, потушили, милый, не попустил Господь, – тихонько ответил ему затесавшийся в разношерстную толпу дьячок. – Паперти только сгорели. А ты, эко, бесстрашный какой!
Михаил с трудом поднялся.
– Возьми икону, отец, – и, словно от сердца оторвал – протянул образ Богоматери дьячку. – Пойду я…
Конь пасся неподалеку – молодец, не убежал, не испугался. Михайла уже вскочил в седло, когда его окликнул маленький дьячок. Ничего толком не сказал – только позвал, а когда Михайла подъехал – уставился на него снизу вверх. Жилистые руки крепко прижимают к груди икону, ресницы дрожат…
– Ты ведь, вьюноша, один во храм пошел? – спросил странно.
– Один, – пожал плечами Михаил, не понимая, куда тот клонит.
– А кто тебя за руку вывел? – продолжал говорить непонятное дьячок.
Михайла совершенно опешил.
– Видели мы, как ты упал, и видели, как кто-то подняться тебе помог. Вокруг уж стены полыхали, а тебя огонь не трогал. И вел тебя человек не человек, а вроде облако, как из дыма сотканное… Вышел ты на порог и упал, и мы тебя оттащили. А того и не видали больше…
