«Глянцевые журналы — ложь и зло, — решил Авденаго. — Либо все женщины все-таки дуры. От шоколада легче не становится. Наоборот: как будто чугунное ядро в желудке. Надо бы у Морана стопарик водки попросить».
Он слышал, как за визитершей захлопнулась дверь. Подождал немного, затем заварил чай и бесцеремонно вломился к Морану.
Хозяин лежал на диване и читал растрепанного библиотечного «Айвенго».
— Убирайся, не мешай, — произнес Моран, не отрываясь от книги.
Авденаго поставил поднос с чаем на стол.
— Что, — сказал он с дерзостью отчаяния (терять-то, в общем, уже нечего!), — изучаете материал?
Моран поднял взгляд. Очень холодный.
— Я читаю книгу, — сказал он. — Сэра Вальтера Скотта. Его любил Достоевский. Хороший писатель.
— Да я, собственно, чай вам принес, — пробурчал Авденаго.
— Ты не находишь, что имя «Айвенго» заключает в себе нечто троллиное? — осведомился Моран. — Раз уж ты здесь, ответь.
— Оно мне всегда казалось странным, — отозвался Авденаго, умалчивая о том, что дальше чтения афиши «Ретроспектива памяти Высоцкого: Баллада о доблестном рыцаре Айвенго» в исследовании данного опуса не продвинулся.
— И сходно с «Авденаго», — прибавил Моран, многозначительно двигая бровями.
— Ну уж нет! — возмутился Авденаго. — Давайте так: Айвенго — отдельно, а Авденаго — отдельно. Я не хочу, чтобы меня считали за… — Он прикинул, какое бы слово подобрать, и заключил: — За какого-нибудь маменькиного сынка и размазню.
— Айвенго вовсе не был размазней, здесь ты чудовищно несправедлив, но я понимаю, о чем ты говоришь, — торжественно кивнул Моран.
Он закрыл книгу, сел на диване и пощелкал пальцами. Авденаго тотчас подал ему чашку прямо в руки.
Моран отпил большой глоток. Он всегда пил крутой кипяток. Иначе ему было невкусно, как он объяснял.
— Вот скажите, — решился Авденаго, — почему так выходит, что одним достается все, а другим — ничего?
— Потому что в мире нет и никогда не будет справедливости в том понимании, которое вкладывают в это слово слабые люди, — тотчас ответил Моран. Он заметил удивление на лице своего собеседника и рассмеялся: — Что, не ожидал? Я тоже над этим размышлял, и не один день и не одну ночь, можешь мне поверить. Маленькая, человеческая, земная справедливость — миф. Существует только высшая и непостижимая справедливость, все остальное — фикция.
— Угу, — сказал Авденаго. — Я так и предполагал, что все безнадежно.
— Ну, не совсем… Бывают ведь еще случайности. Я, в конце концов, бываю! Я-то здесь для чего?
