Внутрипартийная борьба сопровождалась усилением конфронтации в афганском обществе. Попытка проведения радикальной аграрной реформы вызвала сопротивление — правительственные декреты противоречили традициям страны. Излишки земли конфисковывались у традиционных владельцев в пользу государства, а затем раздавались малоземельным крестьянам. Однако крестьяне часто не брали землю, считая такой передел несправедливым и противоречащим законам ислама. «Религиозные крестьяне считали, что земля уже поделена Аллахом», — пишут А. Ляховский и В. Забродин[40]. Боялись и мести феодалов. Недовольство вызвала политика культурной унификации страны, насаждение языка и культуры национального большинства — пуштунов. В то же время попытки установить более жесткий контроль над кочевниками–пуштунами, мигрировавшими между Афганистаном и Пакистаном, поссорили новую власть и с ними. Введение контроля над ценами ухудшило положение со снабжением. Чтобы сломить саботаж и волнения, НДПА развернула террор против аристократии и торговцев, а затем и против всех, кто предпочитал слушать местного муллу или феодала, а не партийного функционера. По словам одного из лидеров НДПА Х. Амина «у нас 10 тысяч феодалов. Мы уничтожим их, и вопрос решен. Афганцы признают только силу»[41]. Репрессии приняли такие масштабы, что населению пришлось спасаться бегством. Если в 1973 г. в Пакистане находилось несколько сот эмигрантов из Афганистана, то в 1978 — уже 109900, в сентябре 1979 — 193 тысячи, в декабре — 402100 человек[42]. Этим людям нужно было чем–то жить, многие из них хотели мстить коммунистам. Такая возможность им предоставилась — в Пакистан была направлена финансовая помощь США, Саудовской Аравии и Китая, которая позволила быстро сформировать военные лагеря. Из них партизанские группы стали перебрасываться в Афганистан. На смену стихийным бунтам против новой власти, происходившим уже с мая 1978 г., в начале 1979 г. пришла гражданская война. Действия партизан, встречавшие поддержку значительной части местного населения, распространялись на все большую территорию. К концу 1979 г. численность «моджахеддинов» или «моджахедов» (борцов за дело ислама) достигла 40 тысяч человек. Влияние радикальной оппозиции распространялось и на афганскую армию.
Революционеры в этой тяжелой обстановке связывали свои расчеты с СССР. Генерал Главпура Д. Волкогонов вспоминает о встрече «вождя афганской революции» с советской военной делегацией: ”Нур Мухаммед Тараки, глядя куда–то поверх наших голов, негромко говорил: Афганистан станет социалистической страной. Но будет это не скоро. У нас почти нет образованных людей. Вся надежда на армию… Помолчав, продолжил: в армии среди офицеров много наших врагов и предателей, но солдаты пойдут за НДПА. Но нам нечем им платить. Они полуголодные… СССР будем просить помочь. Передайте Брежневу, вы получили еще одного надежного союзника…»
