— Заявите на них в полицию, — сказала она.
— Ну, — подумал он, — наверное, было бы дешевле предложить им две тысячи и даже чуть больше. Они бы не отказались; это, наверное, все, чего они добиваются. Мелкая сошка, подобная им, и мыслит мелко. Такие мысли кажутся им состоянием. Они вложили бы их в свой новый бизнес, потеряли бы их и в течение месяца были бы разорены.
— Нет, — сказал он.
— Почему нет? Шантаж является преступлением.
Ей трудно было объяснить, почему нет. Он привык покупать людей. Это стало частью накладных расходов, подобно оплате коммунальных услуг. Если сумма была не очень велика… Но в ее словах был определенный смысл. Он призадумался над ними.
«Я дам им две тысячи, но и свяжусь с тем парнем из Центрального гражданского управления, которого знаю, с этим инспектором полиции. Велю повнимательнее присмотреться к ним обоим, к Фринку и Маккарти, и поглядеть, не выявится ли что-нибудь полезное. Если они вернутся и попытаются еще раз — я тогда сумею с ними справиться».
«К примеру, кто-то говорил мне, что Фринк — кайк. Что он изменил свой нос и фамилию. Мне остается только поставить в известность об этом здешнего немецкого консула. А дальше все пойдет уже по накатанной дорожке. Он потребует от японских властей его выдворения. И они пошлют этого педераста в газовую камеру, как только переправят через демаркационную линию. Я думаю, у них есть такие лагеря в Нью-Йорке, те самые лагеря с печами».
— Меня удивляет, — сказала девушка, — что кто-то осмеливается шантажировать человека, занимающего такое высокое положение в обществе, как вы.
— Ну вот что я тебе на это скажу, — начал он. — Весь этот бизнес, связанный с предметами исторической ценности — сплошной вздор. Эти япошки просто дубины. Я докажу это. — Поднявшись рывком, он быстро прошел в кабинет и сразу же возвратился с двумя зажигалками, которые тут же положил на столик для кофе.
— Посмотри на них внимательно. С виду они одинаковые, верно? Так вот, слушай. Одна из них имеет историческую ценность, — он ухмыльнулся. — Возьми их. Смелее. Одна из них стоит, ну, пожалуй, тысяч сорок-пятьдесят среди коллекционеров.
Девушка осторожно взяла обе зажигалки и стала их рассматривать.
— Неужели ты не чувствуешь? — шутливым тоном произнес он. — Историчности в одной из них?
— А что такое историчность? — спросила девушка.
— Это когда вещь имеет свою историю. Послушай. Одна из этих двух зажигалок-автоматов лежала в кармане Франклина Делано Рузвельта, когда он был убит. А другая не лежала. Она имеет историческую ценность, и притом еще какую! Такую же, как и любой другой предмет, который был у него тогда. А другая — ничего подобного. Ну, ты и сейчас ничего не ощущаешь? — продолжал подзадоривать ее Уиндем-Мэтсон. — Нет. Ты не в состоянии определить, какая из них ею обладает. Вокруг нее нет ни особой ауры, ни «таинственной плазмы».
