Начальник штаба капитан второго ранга Антушенко не дослушал доклада Ломова.
— Знаю, знаю, приказ мы получили… Садитесь, — предложил он, прислоняясь спиной к стене землянки, оклеенной газетой. Белёсые широкие брови его подпрыгнули, на большой открытый лоб набежали морщинки.
Антушенко произносил слова отрывисто, быстро, потряхивая петушиным хохолком на голове. Ломову он показался похожим на Суворова. Позже лейтенант узнал, что начальника штаба и в самом деле чаще называли Суворовым, чем по фамилии.
— С желанием приехал?
— Если по-честному признаться, то вначале без особого желания.
Антушенко нахмурился, но откровенность молодого лейтенанта понравилась ему.
— Отчего же так?
— Как же, товарищ подполковник, заканчивая училище, я мечтал о корабле, а попал в пехоту.
— Э-э, батенька мой, да ты, я смотрю, солёный насквозь, в ракушках весь — и вдруг в пехоту, ай, ай, ай, какая несправедливость, — с насмешливым сожалением проговорил Антушенко, тряся петушиным хохолком.
— Так это ж было вначале, товарищ подполковник, а когда узнал, что Рыбачий…
— Вот об этом я и хочу сказать, — прервал начальник штаба и пощупал тонкими пальцами свои полевые погоны. — Говоришь, пехота, подполковник… Так вот, разреши доложить тебе, что я семнадцать с лишним лет плавал на боевом корабле. И не подполковник, а капитан второго ранга Антушенко теперь шагает по скалистым сопкам. А ты пешком сюда шёл?… Значит, уже огляделся на Рыбачьем. Для первого разговора в наставления я не буду пускаться. Поживешь, понюхаешь порох, узнаешь всё сам…
Антушенко позвонил командиру роты разведки, приказал прислать за Ломовым матроса.
— А теперь, пока ещё время есть, расскажи о себе подробней, — обратился он к лейтенанту.
Ломов рассказал, что добровольцем воевал под Ленинградом, участвовал в освобождении Тихвина, был ранен в феврале 1942 года и только после госпиталя попал в военно-морское училище, где находился два года. Антушенко слушал его, светлея и улыбаясь.
— …Стало быть, суровой жизни отведал, — одобрительно произнёс он. — Ну, а как на «большой земле» жизнь идёт? Заскучаешь иной раз по ней… Знаешь ли, я однажды во сне по Москве ходил, в Большом театре слушал «Князя Игоря», и до того ясно, — утром проснулся, а в ушах увертюра звучит. Комбригу рассказал, а он мне говорит: «Пусти на свою койку, я в МХАТе хочу «Горячее сердце» посмотреть».
«Душевный он, как видно, человек», — подумал Ломов.
В дверь постучали. Вошел широкоплечий, высокого роста матрос-богатырь.
