Перед ним стояли богатыри Чистяков и Борисов, худенький матрос Козлов, поправившийся после лёгкого ранения. Неразлучные Громов и Ерошин стояли, как в строю. За ними виднелось довольное, чему-то улыбающееся лицо Шубного. Влюблёнными глазами смотрел на командира отряда такой же молоденький, как и Ломов, радист Башев из роты связи.
Скрипнула дверь, и в землянку вошли неторопливые, даже, на первый взгляд, угрюмые, два сапёра. У каждого из них было по два ящика со взрывчаткой. Они хотели было доложить Федину о прибытии, но тот кивнул на Ломова и отошёл в сторону. Сапёров Чупина и Драгунова, лучших подрывников бригады, разведчики знали давно. И тот, и другой окали. Они были земляки, ходили по-медвежьи, вразвалку, сами шутили редко, но посмеяться любили. Матрос Чупин, находясь с первых дней на сухопутном фронте, имел столько лёгких ранений, что со счёта сбился. И часто после ранения он говорил: «Чёрт семерым нёс осколки, а мне одному достались». Драгунова, наоборот, ни разу даже не царапнуло, хотя нередко случалось, что он чудом спасался от гибели.
Началась подготовка к рейду. Вскоре к разведчикам пришли Хорев и Антушенко. Начальник политотдела принёс с собой свежие газеты, последнюю сводку информбюро. Он прочитал её, сидя среди матросов. Сама собой началась непринуждённая беседа.
— Вы будете заместителем Ломова по политчасти, — обращаясь к Чистякову, сказал Хорев. — Сколько коммунистов у вас?
— Пять человек: Борисов, Громов, Ерошин, Драгунов и я.
— Комсомольцев?
— Радист Башев и командир.
— Отлично, — сказал Хорев, доставая трубку. — Выходит, беспартийных… — начальник политотдела задумался, подсчитывая.
Шубный быстро достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги.
— Разрешите обратиться, товарищ полковник, — сказал он, вставая.
Развернув бумагу, Шубный подал её Хореву. Тот внимательно прочитал и, посмотрев на всех, зачитал вслух: «В партийную организацию роты разведки бригады. Прошу принять меня в нашу Коммунистическую партию большевиков. Идя в бой, буду громить врагов по-русски, до смерти. Если что случится, прошу считать коммунистом. Не сомневайтесь, знайте, Шубный честно прожил свою жизнь. К сему матрос Шубный».
Хорев, помолчав, прочитал короткую дописку на обороте заявления: «Мне завтра будет сорок лет». Встал, крепко пожал руку Шубному.
— Товарищ полковник! Разрешите, — встал с места матрос Козлов, подавая Хореву заявление о принятии в комсомол. За ним подошёл матрос Чупин. Он не успел ещё написать заявление и поэтому со смущением поднял курносое лицо на начальника политотдела. Сапёр на словах высказал просьбу о принятии его в комсомол и отошёл к столу писать заявление.
