Поэт | страница 37



ДОБРО ПЕРВИЧНО, И ПОТОМУ РОЗА КРАСИВАЯ

Кстати, вот его высказывания по поводу литературы и жизни. Некоторые из них я записывал, некоторые сохранила память.

Странно, что до сих пор никому не пришло в голову определить, кто из евангелистов наиболее талантливый. А может, так и надо: равны в любви к Христу.

Когда я пишу и вдруг во время писания боюсь умереть, не закончив стихотворения, - это признак того, что стихи будут настоящими.

- Меня никак не назовешь легковесным поэтом, - грохотал он однажды, намекая на оба смысла слова. - Я работаю над стихами до упора, пока не почувствую, что вес строки равняется весу моего тела. Тогда, значит, гармония достигнута.

- Ты знаешь самую гениальную лирическую строку в мировой поэзии? спросил он у меня однажды.

- Нет, конечно, - ответил я, уверенный, что он процитирует себя.

- А я знаю! - гаркнул он. - Она в Библии! Книга Бытия. Если ты помнишь, Бог велел Аврааму, чтобы проверить его преданность себе, принести ему в жертву своего любимого сына Исаака. Богопослушный Авраам взял нож, нагрузил дрова на ослика и повел с собой сына Исаака к месту жертвоприношения. А сын, конечно, ничего не знал. Мальчик только знает, что отец готовится к жертвоприношению. Но он не видит жертвенного животного и спрашивает у отца, не понимая, что он сам должен стать жертвенным животным:

- Отец мой, вот огонь, вот дрова, где же агнец для всесожжения?

Вот самая потрясающая строчка в мировой поэзии! Никто в мире не догадался, кроме меня, что Бог отменил жертвоприношение Авраама, побежденный наивностью мальчика. Бог понял, что святая доверчивость сына к отцу для него ценнее богопослушности Авраама. Это его и остановило, а не верность Авраама. Никто до меня об этом не догадался. В этот миг и был задуман Христос, который никогда так жестоко не мог испытывать человека на верность Богу. Через безгрешную доверчивость ребенка Бог догадался о возможности нового подхода к человеку. Потому и Христос так много говорит о детях: будьте как дети! Вот, кстати, новые стихи о Христе:

Духовный обморок Христа.

В кровавой пелене - ни зги.

Тогда Он возопил с креста:

- Отец Небесный, помоги!

От боли крикнул небесам,

Уже не помня ничего,

Уже забыв, что Бог Он сам,

Что пусто небо без Него.

И потому из века в век,

Среди невзгод или тревог,

По праву молвит человек:

- Мои страданья знает Бог.

- Мой принцип, - говорил он, - энергия стиха и никаких идей! Если человечество выживет, этот принцип будет всеобщим. Вся моя жизнь служение ему. В этом, как ты говоришь, сюжет моего существования. Уже Пушкин об этом догадывался. Когда он говорил, что поэзия должна быть глуповатой, он хотел сказать: подальше от идей, а не от мыслей. Это разные вещи.