— Ты не поняла меня, Силия, — удрученно проговорил Крокет. — Я хотел сказать, что на его безымянном пальце нет обручального кольца. Он, видимо, холост.
— Ну и черт с ним! Много их, холостых. А вот где тот единственный, на всю жизнь?! Подумаешь, банкир с булыжником на пальце… А может, у него за пазухой кирпич! — дала волю чувствам разнервничавшаяся девушка. Конечно, ей хочется выйти замуж, подруги уже давно повыходили. Но как вспомнит историю одной несчастной семьи из Скуомиша и мальчика Чонси, на глазах которого насмерть разбилась мать, так мурашки бегут по телу. Да и у ее родителей отношения были хуже некуда…
Крокет терпеливо, в который уже раз слушал Силию, принявшуюся вспоминать какую-то запутанную историю, произошедшую в ее детстве. Она, видно, и сама плохо понимала, что же тогда произошло — ведь маленькой была. Джереми видел в этой девушке больше, чем сотрудницу и даже милую приятельницу. И он давно собирался сказать ей об этом. Да все недосуг. Вот и сейчас… Он взглянул на свой «Ролекс» и посерьезнел.
— Хватит на ходу изливать душу. Давай-ка объяснимся вечером, может, к чему-нибудь и придем. Я буду ждать. А сейчас беги, богатый клиент ждет… Кстати, этот банкир попросил, чтобы его сопровождала именно ты. Откуда он узнал о тебе? Ох, чует мое сердце, эта сделка обернется для меня сюрпризом!
— Дался тебе какой-то монреальский толстосум, — раздраженно выкрикнула Силия и выскочила из кабинета…
Она открыла глаза и очутилась в странном подводном мире, полном света и тени. Спустя мгновение пелена в глазах рассеялась, и четко обозначились прямые линии и углы голой и безликой комнаты, напоминающей спальню общежития.
Стены и потолок были выкрашены в ядовито-зеленый цвет, пол покрывал серый линолеум. Рядом с белой фаянсовой раковиной, куда из крана монотонно капала вода, стояли металлический шкаф и тележка на колесиках.
На окнах не было занавесок, и в комнату врывался яркий солнечный свет. Единственная приятная вещь, свидетельствующая, что жизнь продолжается. Но к радости примешивалось чувство страха и ощущение запаха дезинфекции.
Она была облачена в застиранный голубой хлопчатобумажный халат, завязывавшийся на спине, и лежала на твердой, узкой койке. Больничной койке. Этому не было никакого объяснения. Слишком усталая, чтобы думать, она снова закрыла глаза.
В следующий раз она проснулась, когда солнце зашло и наступили сумерки. В комнате грозно замерли тени. В горле было сухо, губы запеклись. Из крана все еще капало; на краю раковины стояла красная пластмассовая чашка.
