— Я признаю важность вопроса о том, действительно ли я способен давать точные предсказания или нет. И я готов признать, что гак называемые эксперты Академии Наук покажут, что я этого не могу. Но им мой метод неизвестен, и они не могут вынести о нем весомого заключения.
— Погодите, доктор. Мистер Уимс, правда ли, что ваши эксперты не знакомы с теорией и методом доктора Пинеро?
На лице мистера Уимса мелькнула тревога. Он побарабанил пальцами по столу и, наконец, ответил:
— Могу ли я попросить суд ненадолго прервать заседание?
— Разумеется.
Мистер Уимс несколько минут торопливым шепотом совещался со своими помощниками, затем повернулся к судье:
— Ваша милость, мы хотели бы предложить следующее: пусть доктор Пинеро объяснит теоретическую основу и практическое применение своего так называемого метода, а тогда эти именитые ученые смогут высказать суду свое мнение об обоснованности его претензий.
Судья вопросительно посмотрел на Пинеро, который ответил:
— Дать свое согласие на это я не могу. Независимо от того, верен ли мой метод или нет, было бы опасно допустить, чтобы он попал в руки глупцов и шарлатанов… — он махнул рукой на группу профессоров, сидевших в первом ряду, помолчал и ядовито улыбнулся, — … как прекрасно известно этим господам.
Кроме того, для доказательства действенности метода вовсе необязательно открывать принципы, на которых он построен. Нужно ли мне для доказательства верности моих предсказаний обучать азам все это общество, самоназначенных хранителей мудрости, излечивать их от укоренившихся в их сознании суеверий?
В науке для того, чтобы прийти к выводу, есть только два пути. Один — научный метод, другой — схоластический. Можно либо исходить из результатов экспериментов, или слепо следовать авторитетам. Для настоящего ученого критически важны экспериментальные доказательства, а теория — просто удобное пособие, которое можно отбросить, если оно уже не отвечает своему назначению.
Для ученого-педанта авторитет — это все, и если факты не укладываются в теорию, предписанную авторитетами, их отбрасывают. Именно такая точка зрения — точка зрения педантов, цепляющихся за устарелые теории, преграждала путь новым знаниям на протяжении всей истории.
Я готов доказать мой метод с помощью эксперимента и как Галилей в суде сказать: «И все-таки она вертится!». Я раньше уже предлагал такое доказательство этому обществу самозванных экспертов, но они его отвергли. Я возвращаюсь к моему предложению: я измерю протяженность жизни членов Академии Наук, а они пусть назначат комиссию для проверки результатов.
