При внешних различиях погодки как бы составляли единое целое. Сэм был немного выше ростом, зато Сиб — несколько дороднее. Седина одинаково шла почтенным джентльменам, и на всем их облике лежала печать благородства, свойственного потомкам рода Мелвилл.
Стоит ли добавлять, что и в покрое одежды, непритязательном и старомодном, и в выборе добротного английского сукна они проявляли схожие вкусы, не считая одного различия: Сэм отдавал предпочтение темно-синим, а Сиб — густо-каштановым тонам.
Словом, господа эти жили в добром согласии, и любой мог бы им позавидовать. Привыкшие не отставать друг от друга решительно ни в чем, они, кажется, не заставили бы ждать один другого и в свой смертный час.
Что ни говори, а братьям самой судьбой предназначалось поддержать древнее здание рода Мелвилл, чье основание было заложено в XIV веке, в героическую эпоху Роберта Брюса[2] и Уоллеса[3], когда Шотландия доказывала Англии свои права на независимость.
И хотя Сэму и Сибу ни разу не представилось случая доказать преданность отечеству на поле боя — жизнь текла благополучно и беззаботно, — их безупречная репутация не подлежала сомнению. Продолжая традиции предков, они постоянно занимались благотворительностью.
Приближающаяся старость не грозила этим здоровякам, ведущим размеренный образ жизни, ни телесной немощью, ни упадком духа.
Возможно, братьям и были присущи какие-то недостатки, но у кого же их нет? Сэм и Сиб постоянно пересыпали свою речь цитатами из сочинений известного владельца замка Эбботсфорд[4], но все же отдавали предпочтение поэмам Оссиана[5], которые знали почти наизусть. Впрочем, кто посмел бы упрекнуть этих уроженцев страны Фингала[6] и Вальтера Скотта в столь невинных пристрастиях?
Наконец, чтобы довершить портрет наших героев, скажем об их особом пристрастии к нюхательному табаку. Кому из путешественников не случалось видеть разбросанных по всему Соединенному Королевству табачных лавок с аляповатыми скрипучими вывесками, на которых гордо красуется в своем традиционном наряде бравый шотландец с табакеркой в руке? Мелвиллы с успехом могли бы послужить моделью для этих грубо размалеванных жестяных «шедевров», поскольку открывали табакерку — одну на двоих — едва ли не чаще, чем любой житель по обеим сторонам реки Твид[7].
Это движимое имущество переходило из кармана одного брата в карман другого и было как бы залогом их взаимопонимания. Раз по десять на дню они испытывали желание понюхать крепкого табачку, выписанного из Франции. И если один из них, порывшись в глубоком кармане, доставал табакерку, то это означало, что добрая понюшка не помешает сейчас и другому, после чего оба одновременно чихнут и хором скажут: «Господи, благослови!»
