— А как же, братишка Килорк, — нетерпеливо кивнул Клогг. — И когда ж ты приведешь своих дружков?
— Да хоть завтра сразу после заката мы придем во двор вон той крепости. Только обещай, что никто не причинит нам вреда.
Клогг положил сомнительной чистоты лапу себе на живот, который ценил гораздо больше сердца:
— Клянусь честью пирата, братишка! Тебе и твоей братве будет оказан королевский прием, вас будут на руках таскать и пылинки с вас сдувать, и я этой вот лапой перережу глотку любому, кто на вас косо посмотрит!
— Тогда до завтра, любезный мой папаша Клогго! — Баллау вытянул лапу над костром. Вспыхнуло ослепительное белое пламя, поднялся клуб густого лилового дыма, и заяц исчез.
Притихшие пираты столпились вокруг костра, протирая глаза, ослепленные яркой вспышкой. Хныкса грустно покачал головой:
— Ну вот и нет кролика-волшебника — пых, и с концами. Как думаешь, кэп, сдержит он слово?
Клогг ответил не сразу: пошарив за пазухой, он выудил недоеденный кусок макрели и, жуя, кивнул:
— Придет, куда денется. Слыхал, как он меня назвал? «Любезный мой папаша Клогго». Красиво, правда?
Мурлыкая про себя какой-то мотивчик, Баллау возвращался в лагерь. Его встретила Дубрябина:
— А-а, вот и наш кролик-волшебник Килорк. Ну, как твой дебют в стане пиратов?
— Сама ты кролик-волшебник, толстуха в полосочку. — Баллау схватил большую ватрушку. — Завтра вечером у нас премьера в главном дворе крепости Поганка… в смысле Маршанка.
При свете месяца бродячая труппа «Шиповник» принялась репетировать завтрашнее представление. Феллдо и Бром быстро овладевали актерским мастерством — другого выхода у них просто не было.
На расстоянии дня пути к югу от становища землероек Мартин и его друзья устраивались на ночлег. Пришлось обойтись без костра. Кто знает, что их может ждать в незнакомой местности. Уставшая компания растянулась на опушке рощицы, простиравшейся почти до самого обрыва. Грумм погладил свой живот:
— Уж вы меня, значится… извините, просто мой живот, это самое… думает, что мой рот есть разучился.
— Чего бы я сейчас не отдала за самую обычную овсяную лепешку! — откликнулась Роза.
Внезапно Розу ударила по голове лепешка и, отскочив, упала на землю. Пока ошеломленная Роза ее разглядывала, Грумм поднял лепешку и откусил кусочек:
— Ой, да она теплая и медом намазана!
— Эй! А мне можно лепешку? — с вызовом крикнул в темноту Паллум.
Стоило ему произнести эти слова, как рядом с ним на землю плюхнулась вторая лепешка. Не мучая себя вопросом, откуда она появилась, еж захихикал от удовольствия. Паллум был от природы простодушен и смотрел на жизнь с сугубо практической точки зрения.
