— Мария…
— Что? — Я оглянулась.
Девчонка подошла ко мне вплотную, но смотрела куда-то вдаль — не то на светлеющий горизонт, не то на вереницу бетонных столбов, соединённых проводами.
— Мария… а если она умрёт, то…
— Она умрёт! — решительно обрубила я. Ни к чему плодить лишние иллюзии. — Ни одна кошка… и тем более — ни один человек не оправится от таких ран. Ты разве не чувствуешь?
— Чувствую, — покорно кивнула Ленка. — Я теперь всё чувствую. И как ей больно — тоже чувствую. И ещё я теперь знаю, кто ты. Я про тебя в книжке читала. Только мама говорит, что это сказки. Ну то есть мифы. Но это ведь одно и то же, да?
Я глубокомысленно хмыкнула.
И неожиданно для самой себя подалась вперёд, пресловутым шестым чувством унюхав какие-то изменения в поведении Олега. Парень вдруг прекратил скорбеть, вскочил на ноги и, оглядевшись, бегом рванул к ближайшей мусорке. С энтузиазмом порывшись в ней несколько мгновений, он выудил сомнительной чистоты бутылку из-под водки и бросился обратно.
Пахнуло магией. Очень сильной магией. В обычной ситуации у меня бы от такого шерсть дыбом встала, но сейчас она ещё и улечься-то толком не успела…
— Что он делает? — удивлённо спросила малявка. И сама тут же ответила на свой вопрос: — Хочет поймать её отлетающую душу?
— Почти угадала, — мурлыкнула я. — Только душу в бутылке не удержишь. Ему нужно всего лишь её последнее дыхание.
— И тогда он сможет её воскресить?
— Скорее всего — нет. — В этот раз я решила быть предельно честной. — Но он всё равно попробует. И ещё раз попробует… Что ж, по крайней мере в ближайшие лет семь ему будет чем заняться.
— А потом?
— А потом выйдут все возможные сроки.
— Поня-а-атно, — протянула девчонка.
И тут…
Нет, гром не грянул. И молния не ударила в телебашню, озарив всё вокруг неоновой вспышкой. И даже воробьи не вспорхнули с ближайшей акации шумной чирикающей стайкой.
Лишь тихо звякнула завинчиваемая крышечка бутылки да Ленка тяжело вздохнула, будто силясь поднять груз, который ей не по плечу.
В этом мире снова сменилась Верховная ведьма. И это не было большой бедой — скорее традицией, законом природы. Но на душе отчего-то было так тоскливо, что хотелось выть. Громко и совершенно по-собачьи. Потому что только собаки могут так отрешённо и самозабвенно оплакивать смерть хозяина. И пусть Варвара не была моей хозяйкой… но подругой, соратницей… И если бы было возможно — я отдала бы за неё одну из своих девяти жизней. Точнее, из оставшихся трёх.
