- А как же Лев Толстой? - радостно закричал Яков.
- А что у нас с Толстым?
- Лев Толстой подолгу сидел над каждой фразой, переделывал ее и так, и этак...
- Ну, я в эти сказки не особенно-то верю, - сказал я. - Впрочем, даже если это и правда, то сам посуди - возьмись писать так, что всякая фраза в твоем романе будет размером с полстраницы, и написать такую фразу сразу в готовом виде - достаточно сложно даже для Толстого. Я утверждаю, что истинный талант пишет легко, из головы на лист, мгновенно, если только у него в данный момент есть вдохновение. Если вдохновения нет, тогда это труд, тяжкий труд, и в итоге получается серость. Если вдохновение есть, тогда это не труд, тогда это наслаждение, это радость, это счастье...
Я застыл, глядя куда-то мимо собеседников.
- И что же? - услышал я голос Виктора. - Ты, видимо, так и пишешь?
Я положил окурок в пепельницу, оглядел присутствующих, подмигнул смазливой Татьяне, которая пожирала меня глазами в ожидании ответа.
- Да, - сказал я. - Именно так я и пишу.
- Ну конечно! - с шумом выдохнув, язвительно сказал Яков. - Мы же талантливы, мы иначе не можем.
- Кто это - мы? - также язвительно поинтересовался я.
- Мы - это вы, Юрий Леонидович, - ответствовал Яков. - Гений всех времен и народов.
- Да, я гений, - просто сказал я и подмигнул.
Татьяна прыснула, Яков громко расхохотался.
- Ладно, мне пора, - сказал он, отсмеявшись. - У меня еще куча дел сегодня. К вечеру загляну, и мы продолжим родовые схватки в поисках истины. Ха-ха-ха!
- Я пойду принесу лед, - сказала Татьяна.
- Я вам помогу, - с готовностью вызвался Николай.
Они вышли. Виктор привстал, налил содовой воды из сифона, и сказал, глядя на меня в упор:
- А ведь ты нисколько не шутил.
- Еще бы! - отозвался я. - Это была именно та истина, которую так настойчиво хотел родить Яков. Жаль, что он этого не понял.
- Ну, и куда же подевалась твоя скромность?
- А к черту ее! - засмеялся я. - Я - гений, и все тут.
- Ну-ну, - недоверчиво произнес Виктор. - Назвать себя гением, конечно, никому не возбраняется, но истина ли это - покажет будущее. Ты всерьез уверен, что лет этак через сто кто-нибудь, кроме замшелых специалистов в области кинематографии будет помнить твое имя? Что какой-нибудь прыщавый юнец в двадцать втором веке при упоминании твоего имени скажет: "А, это тот? Его фильмы смотрятся сегодня так архаично."?
- Это меня мало интересует. Меня интересует процесс творчества, который доставляет мне истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение.
