– Не-е-е-го-о-же ва-ам, С-с-с-со-о-фия, па-а-а-амыка-а-ать Але-е-екс-с-сеем! Негоже!
Голос у Маши дрожал, но оттого все ее завывания и присвистывания казались по-настоящему жуткими, даже меня пробрало. Через целую вечность Маша, отодвинув занавеску, вышла ко мне.
– Ой! Даша, за-а-ачем вы так странно с-с-стоите? – прошептала она, еще не избавившись от своих подвываний.
– Поправляйте, поправляйте! – потребовала я. – Да не платье, занавеску!
Я кое-как сумела принять нормальное положение, потому что нога немного затекла, схватила машинку и, слегка подталкивая Машу, следом за ней юркнула в убежище.
Кажется, мы слишком громко захлопнули за собой дверь туалета, но это уже нельзя было исправить.
– Ой! – сказала Маша. – Ой!
– Вы другие слова помните? Рассказывайте.
– Как же мне рассказывать, если вы мне все время норовите салфеткой в рот попасть? – справедливо заметила Маша.
Для стирания грима мы истратили все три салфетки, то есть два платка, в том числе дедушкин, и косынку. Но это нас сейчас не волновало.
– Ну говорите же! – потребовала я.
– Дайте платье сниму, – нашла новый повод играть в молчанку Маша.
– Ну?
– Ой!
– Это я уже слышала.
– Ну я вошла. Иду, сама ничего вокруг не вижу. Есть там кто, нет никого, мне уж все едино стало. Но шагов через пять стала соображать. Делаю, как уговорились, а у самой коленки дрожат и ноги подкашиваются.
– У меня тоже ноги подкашивались. Вернее, та, на которой я стояла. Вы не про себя, вы про Софью Яковлевну говорите.
– Я на нее первый раз глянула, уже когда развернулась в обратную сторону идти. Она вроде и не удивилась, и не испугалась. Вроде так и должно быть. Руки только вот так вперед вытянула. А как я говорить стала, так она кивает, соглашается со мной. Все! Нечего больше рассказывать. Это ж надо! Целый день готовились, а и рассказать-то нечего.
– Хотите, можете еще раз пройтись.
– Ни за что!
– Ну, давайте выбираться.
– Может, еще тут посидим, а то страшно очень.
– Привидений боитесь? – пошутила я.
– Ага, – неожиданно согласилась Маша. – Ой! Их же нету.
Мы все же еще несколько минут собирались с духом. Собравшись, я осторожно выглянула из туалета и, к удивлению, увидела, что покрывало с двери снято, а в салоне горит свет. Позвала Машу, и мы прошли в салон, где застали растерянную Ирину Родионовну.
– Представляете? – задумчиво произнесла она. – Так долго меня просила погадать и вдруг отказалась.
– Да вы не обижайтесь, Софья Яковлевна сама не своя после смерти господина Соболева, – утешила ее я.
