Уже прощаясь, Тимошенко каким-то мягким, спокойным голосом обратился ко всем, но глядя при этом на Лoбачева:
— Надо внушить командирам и красноармейцам, что успех противника временный. Наступит срок, и враг покатится назад. И еще. Поступают сведения, что многие бойцы, особенно вновь прибывшие, боятся танков. Надо бороться с танкобоязнью, внушать бойцам, что вражеские танки не так страшны. Они горят. Конечно, у нас еще мало противотанковой артиллерии, но даже бутылки с зажигательной смесью — грозное оружие в руках смельчаков.
Выйдя из штаба, Лукин, Лобачев и Шалин некоторое время стояли молча, ожидая машины. Лукин обратил внимание на человека, сидящего на краю канавы. Тот повернул голову. Лицо показалось очень знакомым. Лукин подошел ближе.
— Иван! — воскликнул он. С земли поднялся широкоплечий человек невысокого роста, в командирской форме с четырьмя шпалами в петлицах.
— Миша!
Они обнялись. Лобачев с Шалиным с любопытством наблюдали в сторонке.
— Брат! Это мой брат Иван! — радостно объяснил Лукин. — Вы езжайте в штаб. Я задержусь. Такая встреча!
— Да-а, — протянул Лобачев, усаживаясь в машину, — пути войны неисповедимы.
Братья Лукины присели на ствол поваленной сухой сосны.
— Ну, рассказывай… Какими судьбами оказался под Смоленском? Боже, сколько мы с тобой не виделись!
— Как дома? От мамы писем не получал? — в свою очередь спрашивал Иван.
— Перед самой войной получил. В Полухтино все были живы-здоровы.
— Твои в Москве?
— В Москве.
— А я о своих ничего не знаю, — вздохнул Иван. — Как ушел в первый день по тревоге… Таня с детьми в Вильнюсе оставались. А город уже двадцать четвертого июня захватили немцы. Если не успели эвакуироваться…
Михаил Федорович положил руку на плечо Ивану, чуть встряхнул:
— Успели, брат, не беспокойся, успели.
— О чем ты говоришь? Откуда ты знаешь?
— В Москве они, у моих.
— Михаил!
— Успокойся, Надежда письмо прислала. Могу доложить подробнее. Твоя Татьяна в первый же день войны с дочерью и сыном вырвались из Вильнюса. Правда, никаких вещей захватить не успели. До Москвы добирались десять суток. Эшелон несколько раз бомбили фашисты. Но добрались живыми, здоровыми. Надежда приняла их, так что успокой свою душу.
— Спасибо, брат. И Надежде напиши… Я очень ей благодарен.
— Перестань, как же могло быть иначе. Ты скажи, что тебя в штаб фронта привело? Какой-то ты пасмурный.
Иван опустил голову, поднял с земли сухую былинку, повертел в пальцах и резко отбросил.
— Горе привело. Вот жду своей участи.
