— Как вас зовут, товарищ военврач третьего ранга?
— Авилов Михаил Александрович, — ответил тот и продолжил свою мысль: — Обстоятельства, конечно, понятны. Но что будет с нами завтра?
На огонек костра подходили те, кто мог ходить. Раненые обступали генерала, задние вытягивали шеи, стараясь разглядеть. Были среди них забайкальцы, были и те, кто впервые так близко видел командующего. Они выжидающе, с любопытством смотрели на него.
Лукин понимал, что нельзя уйти от объяснения.
— Предстоит тяжелая борьба, — проговорил он. — Армия дерется в окружении.
— Это нам известно, товарищ генерал, — спокойно сказал пожилой боец, стоящий рядом с Лукиным. И от этого его спокойствия Лукину вдруг стало легче. А боец, свернув цигарку, выхватил из костра горящую ветку, неторопливо прикурил и, деликатно разгоняя ладонью дым, продолжал: — На войне, конечно, всякое бывает. Я ее, проклятую, уж третью ломаю. Но такое, как теперь, видеть не приходилось. Но так думаю, что выдюжим и это.
— Так ведь кругом немцы, — послышался звонкий юношеский голос.
— Немцы, конечно, а кто же еще должен быть? — тем же спокойным тоном продолжал боец. — А окружение, что ж, прорываться надо. Верно я говорю, товарищ генерал? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Только вот мы, калеки, обузой стали. Как с нами-то будет, товарищ генерал, пропадем? Или как?..
Теперь боец смотрел прямо на генерала и ждал ответа. И все замерли. Слышен был только приглушенный грохот далекого боя и потрескивание веток в костре.
— Постараемся отправить вас в тыл, но вы сами понимаете, как это трудно, — тихо сказал Лукин.
Бойцы молчали, и командарм не знал, чем их утешить, как вселить в них хотя бы малую надежду.
— Неужто немец возьмет Москву? — опять заговорил пожилой боец и опять своим вопросом помог Лукину уйти от тяжелого разговора о судьбе раненых.
— Не может того быть, — проговорил Лукин, и голос его приобрел прежнюю твердость. — Москву защищает вся страна. И мы здесь тоже ее защищаем.
…С тяжелым сердцем покинул командарм этот импровизированный госпиталь. А сколько таких госпиталей сейчас образовалось в смоленских деревнях, разбросанных между Днепром и Вязьмой! Лукин знал, окажись он сейчас в любом из них, всюду будет такой же тяжелый разговор и те же требовательные взгляды, словно от него одного зависела судьба каждого раненого бойца.
Да, он был в ответе за судьбу каждого — и раненого и здорового. Но он был в ответе и за всю армию, а теперь и не только за свою, но и за всю окруженную группу армий.
