Через пару минут я увидел длинный дувал, который служил ориентиром моего местонахождения, а еще через несколько секунд понял, насколько же хорошо владеет русской ненормативной лексикой Сардар. Ребята, вытащившие меня из базарной клоаки, оказались МВДшными операми. Зоркий начальник царандоя вовремя спохватился и бросил на прочесывание базара все имевшиеся в его распоряжении на тот момент силы. Они искали меня минут сорок, а я думал — минут пять. Сардара я запомнил на всю жизнь.
Хорошенечко поразмыслив ночью о том, что же такое со мной творится, я решил больше судьбу не искушать, на «экскурсии» не ездить, а пойти старым проверенным путем — отдать себя в лапы местной «охранки», чтобы собрать хоть какие-нибудь полезные для себя сведения. И когда вся компания собиралась ехать знакомиться с Черной площадью и местным махбасом (тюрьмой), Сардар сдал меня, с явным облегчением, заместителю начальника города по безопасности Нуру Хайдару. Хотя должность Хайдара по всем параметрам была ниже сардаровской, «моавенэ аваль» относился к нему с явным глубоким уважением. Когда мы зашли в скромный кабинет работника МГБ, Сардар первый подал руку и стал целоваться. Сам отдел СГИ, которым руководил Нур Хайдар, располагался в светлом одноэтажном здании, окруженном по периметру высокой добротной стеной с колючей проволокой.
Я вкратце объяснил Нуру Хайдару, что мне собственно нужно. Меня не интересовали контрреволюционеры, уже отбывающие наказание. Обстановка в городе и в кандагарских уездах менялась стремительно. Нужен был совершенный «свежак» — люди отловленные безопасностью буквально на днях, в отношении которых еще проводились следственные действия. Не долго думая, он отвез меня в какой-то очень мрачный следственный изолятор, оставив на попечение молчаливого сержанта.
В камеру одного за другим заводили «свежих» духов, многим из которых грозил расстрел за совершение особо тяжких преступлений, связанных с убийством «полевых» агентов и внедренных в банды сотрудников госбезопасности. Разговор с некоторыми из них я записывал в блокнот, огрызки которого лишь недавно обнаружил, копаясь в старых вещах. На 99 процентов из ста, этих людей уже нет в живых. Признательные показания им уже ни навредят, ни помогут, но могут служить историческим свидетельством того, что творилось в Кандагаре в те далекие годы.
Рахматулла, 18 лет. По его собственным словам, неграмотный. Отлично говорит на дари. Находится под следствием за убийство работника МГБ в уезде Аргандаб. Из живых родственников — мать и маленький брат. Отец и двоюродный брат убиты советскими военными. В 1986 году в Аргандабе участвовал в пленении трех советских солдат с целью обмена или получения денег. Из-за нужды, вслед за отцом вступил в ряды НИФА. Просит о пощаде и «содействии мошавера в том, чтобы его оставили в живых». Совсем еще пацан. Когда его уводят, сержант говорит, что его точно расстреляют.
