Девяносто один год, девять месяцев, четыре дня. И он обретет свободу.
Мэри отчаянно пыталась заснуть. Закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Расслабила один за другим пальцы на ногах. Перебрала в голове все известные телефонные номера. Не сработало.
Она перекатилась на спину и уставилась в потолок. Перед глазами всплыло лицо Джона. Она улыбнулась. Незабываемая встреча.
Не верилось, что ему двадцать три года. Хотя, поразмыслив, она решила, что это все-таки возможно. Если откинуть в сторону увлечение «Матрицей», юноша казался достаточно зрелым. Даже взрослым.
Когда он собрался уходить, она настояла на том, что довезет его до дома. Белла попросилась с ними, и они втроем поехали в центр города; из багажника «хонды» торчал велосипед. У Мэри сжалось сердце, когда пришлось оставить парня возле унылого здания. Ужасно хотелось уговорить его вернуться с ней.
По крайней мере, он согласился подъехать завтра вечером к Белле. Может быть, академия боевых искусств откроет для него какие-то новые возможности. Складывалось впечатление, что у него не так уж много друзей. Со стороны Беллы очень мило похлопотать за него.
С легкой усмешкой Мэри припомнила, как Джон смотрел на ее соседку. Такое застенчивое восхищение… Белла очень тактично восприняла его внимание; впрочем, к подобным взглядам она, наверное, привыкла. Возможно, так на нее глазели постоянно.
Некоторое время Мэри побаловала себя, представляя, каково это — смотреть на мир безупречными глазами Беллы. И ходить на безупречных ногах Беллы. И проводить рукой по безупречным волосам Беллы.
Расфантазировавшись, она несколько отошла от основной темы. Решила, что поедет в Нью-Йорк и пройдется по Пятой авеню в чем-нибудь роскошном. Нет, лучше по пляжу. Она прогуляется по пляжу в черном бикини. Да, в черном бикини и во вьетнамках. Да, черт побери!
У нее даже мурашки побежали по коже.
Она мечтала, чтобы хоть раз мужчина посмотрел на нее с абсолютным обожанием. Чтобы он был… очарован ею. Да, именно так. Ей безумно хотелось, чтобы он был очарован ею.
Вот только никогда этого не произойдет. Этот этап жизни — красоты, молодости, подлинной сексуальности — позади. Хотя для нее он и не начинался. Сейчас ей тридцать один год, и ничего-то она собою не представляет, лишь влачит свое жалкое существование. И все это благодаря раку.
Мэри застонала. Надо же дойти до такого! Она не паниковала, нет, но погрязала в жалости к себе — мерзкое, засасывающее, отвратительное чувство.
