— Чего же ты добиваешься?
— Неужели еще не понял? — голос магистра упал до шепота, глаза расширились, в них засветились огоньки безумия.
— Пожалуй, — проворчал Конан. — Но предпочел бы услышать от тебя самого.
— Я хочу править миром! Отсюда, из Джанайдара, я буду вершить его судьбу! Цари на своих тронах превратятся в жалких марионеток, подвешенных на ниточках. Ослушники умрут. И наступит день, когда никто не осмелится пойти против моей воли. Мне будет принадлежать власть! Власть! Это — высшая цель!
Конан мысленно сравнил хвастливые притязания магистра на абсолютную власть с положением в братстве таинственного Тигра, с мнением которого тот вынужден был считаться. Похоже, влияние магистра было далеко не безгранично.
— Где девушка — Нанайя? — спросил Конан. — Твои шабатийцы, убив Гаттуса, схватили ее и увели с собой.
Вирата чуть переиграл, изображая удивление.
— Не понимаю, о ком ты, — ответил он. — Они не приводили пленников.
Магистр, конечно же, солгал, но настаивать было бессмысленно. Конан насторожился: непонятно, почему джезмит не хочет признать, что знает о девушке?
Магистр вторично сделал знак, негр вновь ударил в гонг, и вновь вошел согнувшийся в поклоне Хазан.
— Хазан проводит тебя, — сказал Вирата. — Туда же, в комнату, принесут еду и питье. Ты не арестован — стражи не будет. Но я просил бы тебя не покидать своих покоев без охраны. Мои люди относятся к чужакам с недоверием, а поскольку ты пока не состоишь в братстве, то… — Магистр вдруг замолчал и многозначительно посмотрел на киммерийца.
Вслед за невозмутимым стигийцем Конан покинул тронный зал, прошел между двумя рядами сверкавших золотом и серебром стражников и из широкого парадного коридора свернул в боковой, поуже. Вскоре слуга ввел его в комнату со сводчатым потолком в украшениях из слоновой кости и сандалового дерева. Единственная тяжелая дверь была сколочена из тиковых досок, обшитых листами меди. Окон в комнате не было, свет и воздух проникали в нее через отверстия в потолке. На стенах во множестве висели гобелены с замысловатыми рисунками, шаги скрадывали богатые ковры, в которых нога утопала по щиколотку.
Не издав ни звука, Хазан поклонился и закрыл за собой дверь.
Оставшись один, Конан сел на бархатную кушетку. За всю свою жизнь, до предела насыщенную самыми невероятными и опасными приключениями, он не попадал в ситуацию более сложную, чем эта. Поразмыслив с минуту над возможной участью Нанайи, он принялся обдумывать план действий.
