Огненный нож | страница 15



— Когда луна поднимется высоко и зальет каньон своим светом, они нашпигуют нас стрелами, не выходя из расселины.

— Придется рискнуть, — проворчал Конан. — Будем надеяться, что стрелки из них неважные.

* * *

В полном молчании они опустились на корточки в тени скал. По мере того как каньон заливал призрачный лунный свет, проступали очертания валунов, уступов, стен. Ни один звук не нарушал царящей вокруг тишины. Затем при бледном свете Конан посмотрел на четырех мертвецов, брошенных врагом во время бегства. Тубал вгляделся в застывшие бородатые лица…

— Шабатийцы! — тихо воскликнул он. — Почитатели Зла!

— Не удивительно, что они подкрались неслышно, как кошки, — пробормотал Конан. Проезжая как-то по Шему, ему доводилось слышать рассказы о сверхъестественной способности сторонников этого древнего отвратительного культа подбираться к жертвам без малейшего шороха. В своих мрачных храмах, выстроенных в честь проклятого богами и людьми Шабата, эти люди поклонялись своему идолу — золотому Павлину. — Интересно, что им здесь понадобилось? Ведь их родина Шем. Что ж, поглядим… Ого!

Конан распахнул на одном из трупов накидку. На полотняной куртке на широкой груди шабатийца кровавым цветом полыхала эмблема — рука, сжимавшая кинжал с лезвием в форме языка пламени. Тубал откинул туники с остальных — у всех на рубашках был вышит кулак и нож. Шемит спросил:

— Что это за культ Невидимых, если он притягивает людей из ближнего Шема, и из Кхитая, за тысячи миль отсюда?

— Вот это я и хочу выяснить, — ответил Конан.

Они помолчали. Затем Тубал поднялся и сказал:

— Теперь куда?

Конан указал на цепочки следов, алевших на голых камнях.

— Вот наша путеводная нить.

Пока Тубал вытирал с клинка кровь и вкладывал его в ножны, Конан обмотал вокруг пояса длинную прочную бечевку с тремя спаянными крюками на конце. В свою бытность вором он частенько пускал в ход это орудие. Тем временем луна поднялась еще выше и высветила узкую серебряную полосу посередине каньона.

Избегая прямого света, они приблизились к устью ущелья. Ни звона спущенной тетивы, ни свиста дротика, ни таинственных теней за скалами, — тихо. На камнях отчетливо виднелась дорожка из кровавых пятен: должно быть, шабатийцы уносили тяжелораненых с собой.

Лошадей оставили в лагере. Конан полагал, что враги также уходили пешими, а кроме того, проход был настолько узок и загроможден камнями, что в случае внезапной схватки всадник оказался бы в невыгодном положении.