Моряк замолчал, глядя в темноту. Пашка сидел рядышком, стараясь не дышать. В родном клане ему никто не рассказывал таких вещей. Да он и не задавался такими вопросами.
– Многие тогда на юг ушли, да там и сгинули. Югороссы никого к себе не пустили. Другие здесь остались и начали как-то потихоньку обустраиваться. Смертность в годы Великой Тьмы страшная была. Народ мер, как мухи. От первоначального количества выживших после удара через три года уцелело едва половина, – Моряк продолжил свой рассказ только минут через десять. – Но человек такое существо, что любую хрень преодолеть может. Особенно объединившись с себе подобными. Вот помню, как до Тьмы ходили байки, что всех переживут крысы и тараканы. Хрен там! Сожрали и крыс и тараканов! – Моряк хрипло рассмеялся. – Венцы природы, женщина легкого поведения! До сих пор копаемся как мусорщики на большой помойке.
Выговорившись, Сёма длинно и замысловато выругался. Пашку ощутимо проняло. Он вдруг снова, как в ночь после бегства из Мухосранска, обнаружил, что по лицу текут слезы. Торопливо, пока никто не заметил, Скорострел вытер их рукавом куртки.
____________________
Часа через четыре они, со своим «почетным» эскортом, достигли лагеря Бритвы. Он вольготно располагался в обширной, когда-то зеленой, долине, огибаемой широкой серо-желтой лентой Оки с одной стороны и цепью невысоких холмов с другой. На один их холмиков они сейчас и въехали. Нахамсон, рассказывая о лагере, не преувеличивал – он действительно превосходил размерами всё, до сих пор виденное Пашкой. А он повидал немало – как клановых стоянок, так и торговых городков. Но сейчас перед ним лежал… город, не город, но размеры этого скопища разномастных строений просто впечатляли! Навскидку Пашка оценил видимое количество домов в триста штук. И если он и ошибся с подсчетами, то ненамного.
За всю дорогу от холмов до границы поселения им не встретилось ни одной живой души. Хотя пересекающие ее дорожки и тропинки указывали на значительную активность местного населения. К тому же то тут, то там вдоль дороги попадались большие куски обработанной земли. И поля и огороды и вроде как даже (!!!) сады. А на пустых участках бродили овцы и коровы, которых никто не охранял.
Первый живой человек попался на глаза Пашке только после въезда в город. Услышав шум моторов, из ближайшего к дороге домика выглянул мальчик лет пяти. Впрочем, скользнув по машинам равнодушным взглядом, он сразу потерял к каравану всякий интерес и вернулся в дом. А извилистая, узкая, двум тачкам не разъехаться, улочка вела вынужденных гостей Бритвы всё дальше и дальше вглубь поселения. Дома становились больше, появились двухэтажные, но грязи и мусора прибавилось.
