В уборной коммунальной квартиры (эта уборная, наряду с кладовками, ванной комнатой и т.д., относилась к «местам общего пользования»), как правило, тесном, никогда (во всяком случае, на памяти одного поколения) не ремонтировавшемся помещении (принадлежит всем, а значит, никому - как и все в стране), с пожелтевшим, нередко треснувшим унитазом и веревкой, свешивавшейся с бачка, было две лампочки (по 40, а то и по 25 ватт, притом «голые») — одна общая, а другая из дальних комнат, с отдельным электросчетчиком. Перед тем как идти в туалет, сначала включали свою лампочку, потом шли справлять нужду. Если туалет был занят, то человек стоял поблизости от туалета, дожидаясь своей очереди, при этом лампочку не выключал — для этого пришлось бы возвращаться в свою комнату. Бывали, впрочем, и выключатели возле самой уборной, вроде нескольких звонков на двери в коммунальную квартиру. Выключать свет после посещения уборной было делом обязательным, и это при том, что цена на электроэнергию в СССР была ничтожной. Диктовалось такое поведение еще и врожденной, а затем и укоренившейся психологией советского человека — экономить на всем (даже на туалетной бумаге; многие пожилые люди не покупали ее, если и представлялась такая возможность).
Литераторы не могли пройти мимо этой распространившейся повсеместно привычки напоминать окружающим об обязательности гасить свет после посещения «удобств».
Герой романа И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок» (1931 г.) Гигиенишвили «сделал... Лоханкину первое представление о необходимости регулярно тушить за собою свет, покидая уборную... Васисуалий Андреевич по- прежнему забывал тушить свет в помещении общего пользования. Да мог ли он помнить о таких мелочах быта, когда ушла жена, когда остался он без копейки, когда не было еще точно уяснено все многообразное значение русской интеллигенции? Мог ли он думать, что жалкий бронзовый светишко восьмисвечовой лампы вызовет такое чувство? Сперва его предупреждали по нескольку раз я день. Потом прислали письмо... подписанное всеми жильцами. И, наконец, перестали предупреждать и уже не слали писем...
Как-то случилось, что Васисуалий Андреевич снова забылся и лампочка продолжала преступно светить сквозь паутину и грязь». В результате Васисуалия Андреевича привели на кухню и «положили животом на пол... Гигиенишвили размахнулся из всей силы, и розга тонко запищала в воздухе».
Неизвестно, доходило ли в действительности до телесных наказаний, но до абсурда точно — иногда хозяин «своей» лампочки выкручивал ее, уходя из уборной, что не вызывало удивления, а тем более протеста у его соседей. А поступал он так потому, что если выключатель был у него в комнате, то нередко, включив свет в туалете и направившись туда по длинному коридору, он находил дверь запертой — кто-то опережал его.
