Сделана была лента мастерски. Первый раз я увидел противника в лицо. Это были пленные немцы. Целые толпы пленных! Кадры выхватывали отдельные лица и фигуры обессиленных людей. Некоторые поверх шинелей были закутаны в платки, все без рукавиц и зимней одежды, с глубоко засунутыми в карманы руками, в рваной обуви, даже в женских ботах. Они пританцовывали от зимней стужи, время от времени вынимали руки из карманов, растирали нос, уши.
Новые кадры: горы брошенной техники! Обледеневшие танки, цистерны, грузовики и фуры, орудия — и все это в снегу, сугробах. Было понятно, что их командование не подготовило для армии морозоустойчивое горючее, зимнюю одежду. Рассчитывали-то на блицкриг, справиться до зимы с Красной Армией. Не вышло! Кто-то из курсантов бросил:
— Показать бы Гитлеру эту хронику! Пусть увидит, как драпают его доблестные арийцы!
После войны стало известно, что Гитлеру фильм показали. Можно представить, какие чувства испытывали фюрер и его генералы!
Ночью в казарме обсуждали увиденное. Пошли анекдоты о Гитлере. Запомнился один:
— Абрам, что бы ты пожелал Гитлеру?
— А чтоб он стал электрической лампочкой! Днем будет висеть, а ночью — еще и гореть.
Казарма взорвалась хохотом.
Разговор с Юркой
Библиотеку можно было посещать только раз в две недели. В свой следующий визит я не вернул книгу, извинился перед Зиной: дал прочесть товарищам. В третий раз мы пришли с Юркой. Я вернул «Три цвета времени» Виноградова и попросил Лермонтова. Юрку интересовали пьесы Горького:
— Счастливые москвичи — в столице повсюду ставят его пьесы. А Челябинск — провинция! У нас больше любят Островского.
— Пьес Горького я не видел ни одной, — успокоил я Юрку. — И не очень-то стремлюсь их увидеть.
Зина рассмеялась:
— О, мальчики, вижу, у вас шарики крутятся, с книгой особые отношения.
Когда вышли, Юрка сказал насмешливо:
— Ты, брат, завоевал сердце старшего сержанта. Как она на тебя глядела! Как на икону! Считай, тебе повезло — такой самородок затерялся в Сибири.
— Ну да-а… тебе показалось, — промямлил я.
— Тебе понравился Виноградов? — спросил Юрка.
— Очень.
— Ты понял, почему «Три цвета времени»?
— Белый цвет — цвет французских королей и аристократов, — это мы проходили еще в детстве, читая «Трех мушкетеров». Красный, ясно, — цвет крови, символ кровавой революции. А черный…
— Эге, значит, не читал предисловия, там есть объяснение.
— Удар ниже пояса.
— Ладно. Черный цвет — это цвет духовенства, Стендаль не очень почитал религию.
