— Папа?
— Ты где?
— В театре.
— Погоди-ка. — Дру крутанулся на месте и снова исчез, едва не уронив Сирвэка, который было беззаботно вытянул лапы. Зверь сердито заворчал и вонзил когти в плечо. Теперь заворчал Дру.
Дру оказался посреди целой толпы. Вокруг кружились танцующие пары. Сбоку сидела группа чудных тварей — музыкальных инструментов. Огромный мохнатый зверь, слегка напоминающий Сирвэка в его волчьей части, бил в барабан, которым служило его пузо. Рядом четвероногий уродец весело дудел длинным ртом-трубочкой.
Один из танцоров-мужчин провальсировал рядом с Дру. Глаза мага сузились: это было его собственное лицо, только вроде бы постарше. И с небольшими бакенбардами. Дру быстро обернулся; у второго танцора лицо было тоже его, но на сей раз чисто выбритое и с носом малость картошкой. Этот был к тому же ниже его на полфута.
Да и остальные тоже. Все мужчины-танцоры были Дру — повыше, пониже, помоложе, постарше, потолще, потоньше…
А женщины — Шариссы.
Вообще-то это было неудивительно: кого же ей еще копировать? Но все-таки немного жутковато. И еще Дру впервые словно бы увидел дочь со стороны: так, как ее увидел бы чужой враад. Взрослой и вполне готовой… ко всему.
Пользуйся, и пусть пользуются тобой — так говорят враад ы.
Отмахнувшись от своих мыслей, он развеял танцующие пары. Они превратились в крошечные вихри и растаяли. Это были не големы — более-менее настоящие и даже способные понимать приказы, — а просто игрушки, живые картинки. Он научил этому дочь давным-давно и обычно радовался, глядя, как хорошо она постигла не такое уж и простое заклинание.
Но не сейчас. Сейчас слишком многое его беспокоило.
— Шарисса!
— Я здесь, папа.
Она появилась в туманном обличье. Серебряное платье подчеркивало формы и не давало выкинуть из головы зудящую мысль, что его двадцатилетняя дочь — уже женщина. Ему, прожившему три тысячелетия, казалось, что за двадцать лет можно едва научиться ходить…
Шарисса была высокой, хотя доставала отцу лишь до подбородка, и вовсе не тростинкой. Волосы были серебристо-голубые — насколько мог судить Дру, это был их естественный цвет — и закрывали спину до поясницы. Как и у многих враадов, глаза у нес были прозрачные, и, когда она радовалась чему-нибудь, они ярко светились аквамариновым светом. Тонкие губы изгибались в задорной улыбке. Даже когда Шарисса сердилась, ей стоило немалого труда выпрямить губы в линию.
— Ну как, папа? Как Приход? Поединок был?
Она явно нервничала: опять ее поймали за мечтаниями.
