В столовой хмурая Келли столкнулась с не менее хмурой Tea.
— Когда ты собираешься все ему рассказать? — набросилась на нее пожилая женщина.
Келли не сразу поняла суть вопроса.
— Что?
— Не притворяйся, будто не понимаешь, дочка. Когда собираешься рассказать Александросу обо всем?
— Обо всем?! — возмутилась девушка. — Я вообще не собираюсь ему больше ничего рассказывать. С меня достаточно. С ним бесполезно разговаривать. Он слушать меня не хочет. Упоминание имени моей кузины не изменит его предубежденного отношения ко мне. По его мнению, я не достойна доверия. Так вот пусть остается при своем мнении и наслаждается ненавистью. А я так больше продолжать не хочу! — гневно выпалила она.
— Да забудь ты про Элейни и этот кошмар! Я вовсе не об этом сейчас говорю, Келли, — раздраженно поморщилась Tea.
— А о чем же ты говоришь, как не об этом? — удивилась Келли.
— Об этом. — Tea положила ладонь на живот Келли. — И о твоей тошноте.
— Доктор сказал, что это классический симптом паники, — возразила на подозрения экономки Келли.
— Много знает твой доктор, — хихикнула Tea.
— Это безосновательно, — заверила ее девушка.
— Я требую, чтобы ты обо всем рассказала мужу! — строго заявила на это Tea. В этот момент из холла послышались шаги, и Tea угрожающе шепнула: — Я буду следить за тобой, девочка.
— Нам надо поговорить, — сказала Келли, когда Александрос вошел в столовую.
— Согласен, — кивнул тот. — Нет смысла откладывать. Келли… — тяжело вздохнув, произнес Александрос, присев напротив жены.
— Да? — отозвалась она.
— Относительно твоего вчерашнего припадка… Прости, — осекся он и исправился: — Вчерашнего приступа…
— Что?
— Это касается…
— …событий семилетней давности, — завершила Келли фразу.
— Да… И я много думал об этом.
— И что?
— Я понял, что ничего не знаю о тебе, Келли. Мне сложно отличить мнимое от реального, притворное от правдивого… Последний раз мы по-людски разговаривали друг с другом девять, а то и все десять лет назад, тебе было не больше пятнадцати. Тогда ты казалась мне совершенно другой. Ты понимаешь, что я имею в виду. Ты была для меня чистой… А через два года я и парой слов не успел с тобой перемолвиться. Ты все время краснела, тушевалась. А потом этот внезапный поцелуй, за которым последовала вся эта неразбериха… Что я должен был о тебе подумать? — вопросительно развел руками Александрос.
— Конечно же, все самое худшее. Как я тебя понимаю, — съязвила Келли.
— И это все, что ты можешь мне сказать? — удивился Александрос.
