— Мне кажется невероятным, что человек с такой ранимой душой еще не прогорел. Как ты это объяснишь?
— Ты прав, я очень опаслива. Оттого и не заключаю рискованных сделок, избегаю сотрудничать с людьми, с которыми чувствую себя неуютно… И очень рачительно отношусь к финансовой документации. Стараюсь все держать под контролем. Полагаю, моя паранойя играет мне на руку. Но опять-таки очень ограниченно. Я не умею рисковать, хотя часто сознаю, что упускаю крупный шанс. Успокаивает лишь то, что мои клиенты такие же осторожные люди, как и я. Должно быть, их полностью устраивает мой метод работы, поэтому я не остаюсь без средств к существованию. Не все могут поставить на карту свое спокойствие и благополучие ради призрачной птицы счастья.
— Какая трогательная философия, — насмешливо отозвался Александрос. — А как развлекаешься?
— Как все. Друзья, вечеринки, кино, телевизор, книги, музыка, театры, музеи… Ничего оригинального, — откровенно призналась Келли.
— И ради этого убогого существования ты продала акции семейного предприятия? — грубо возмутился Александрос.
— Как ты смеешь? — обиженно воскликнула она. — То, что я не ставлю свою жизнь на рулетку, вовсе не означает, что я влачу убогое существование! Я умею радоваться простым вещам, в то время как ты и тебе подобные давно уже пресытились вседозволенностью и не знаете, на что спустить свои миллионы. Я горжусь своей жизнью и не желаю другой!
— Ой-ой! Кажется, я кого-то обидел! — Александрос рассмеялся.
— Я считаю, что у меня достойная жизнь, и она мне нравится. Это очень важно для меня. Потому что после гибели родителей долгое время мне вообще не хотелось жить. Я не знала, кто я и что я. И если я и совершила в ту пору ошибку, продав акции семейной компании, то только для того, чтобы не совершить большую ошибку… — Девушка вновь расплакалась.
— Келли… — примирительно произнес Александрос, пожалев о своей грубости.
— Я считаю, что искупила эту ошибку тем, что обеспечила дядю Алексея твоими инвестициями, хотя и не желаю, чтобы ты припоминал мне это. Я считаю это полноценным вкладом в восстановление фамильного бизнеса. И это не имеет никакого отношения к нашему с тобой разногласию.
— Забавно, — отозвался Александрос. — Я-то думал, что как раз имеет.
— То, что тебе кажется таким забавным, — это моя жизнь, Корос. Самая моя чудовищная ошибка в том, что я позволила тебе распоряжаться моей судьбой. Мне невыносимо думать об этом.
Так называемый медовый месяц приобретал совершенно абсурдные черты. Келли и Александрос то сталкивались во взаимных упреках, то таяли в объятиях друг друга. При очевидной физической совместимости нормального общения у них не получалось.
