Я никогда не был силен по части кованого слога, чеканных формулировок, но, учитывая исключительность момента, на сей раз выдам формулу, которую изобрел и каковой вооружился как раз для того, чтобы объяснить, зачем я после всех сутенеров и проституток взялся за книгу и как я ее буду сооружать.
Формула проста, как депутатское желание обогатиться за наш счет: намерение плюс долг минус кривляние (от чего порой, ввиду моего психоэмоционального устройства, удержаться нет мочи).
По обе стороны Цейлона должны знать, что я не писатель. Я – парень, который признаться готов, что обожает дензнаки, но не готов ради них на мужеложство. И признает за собой некоторую устную и письменную беспечность в суждениях на разные темы. Но только некоторую.
Когда в 1993-м, год спустя после приезда, по ТВ сказал не помню кому: «Пошел ты в жопу, фанерная мразь!» – я стал считаться ходячей погибелью цивилизованного мира.
Сейчас, в разгар густопсовой корпоративщины, про кого-нибудь сказать, про выпускников «Фабрики» той же, что они не поют, – значит немедля прослыть дерзким.
Клише правят миром.
А я ненавижу клише!
Я решительно не могу более скрывать, что мой IQ (айкью) – самый высокий в стране, не беря в расчет безусловно превосходящих меня в этом компоненте Медведева, Путина и – на момент написания этих отчаянно мужественных строк – десятимесячного Даниила Отаровича.
А вы, говоря обо мне, употребляйте густой мат и двухэтажные комплименты: я заслужил то и другое.
Хоть я такой же, как все: порежусь – и пойдет кровь, смею надеяться, я самую малость умнее выпускника «Фабрики звезд», и всякую секунду помню, что еще в двадцать лет я знал по-русски только: иди на х…й и еб…ться.
Вам придется отринуть обыденный тон, читая эту книжку, вольно-невольно.
Эта книженция не об устройстве Вселенной, а о том, как случилось так, что режиссеров полно, а Тарантино один, что журналюг армия, а Кушанашвили один.
Будь ты хоть трижды Артемий Троицкий, а данность признавать надо.
Вы имеете дело с человеком, у которого была Великая мама и был Великий отец.
Много ли Вы врете?
Приходится. Но это ведь искусство. Надо врать так, чтобы скулы не сводило.
С человеком, ненавидящим в людях апломб. Мало мне ТВ, радио, Паутины; давайте посмотрим правде в глаза: книга есть книга.
Из нее можно понять, что автор есть существо образцовой жизнерадостности и образцовой депрессивности. Что он – живая реликвия каменного века, но при этом феерически выглядящая и острая умом.
