Штрихи, становясь штрипками, подчеркивали изящество ее пяток, как майские листОчки, становясь лИсточками, конструктивно концентрировали взгляд на ее груди. Ёжику нравилась ее грудь.
Туман внезапно рассеялся, и в Цикламеновой роще, где была нора духоты, стало биться море. Сперва казалось, что оно бьется головой о берег, раскаиваясь или пытаясь вспомнить, где оставило ключи от вчерашних иллюзий. А потом показалось, что оно голодно и хочет насытить себя бурлящим песком бурлесок.
Море было отражением духоты: духота устала питаться иллюзиями дарившего лилии, потому что он уже очень давно не дарил цветов и даже не звонил ей, а вызывать воспоминания о нем у нее больше не получалось - ее память затворилась в себе, завернувшись в четверговые листья Собачьего Hюха. Так духота сотворила море.
Море было ее зеркалом. Оно считало себя язвительным. А на самом деле просто наслаждалось одышкой прямоты. Духота назвала море Алексеем. А его наслаждение прямотой - Jester. А вообще ей хотелось, чтобы море было ее зеркалом.
Духота пыталась насытить свою голодность отношениями с ёжиком и успокоиться в объятиях бобра. Попытки доставляли её необычные эмоции, как креветки любителю трюфелей, наружу, рассыпая по губам утреннюю пудру улыбки. Духота жила в Цикламеновой роще, а ёжик и бобер - в городе. Белая лошадь жила медвежонком, а медвежонок - белой лошадью. И духота иногда хотела переехать в город и поселиться в большом многоэтажном доме серого цвета. Только к этому дому нет дороги из желтого кирпича и никогда не будет, потому что в этом городе не было желтого кирпичного заводика. Да и свечного тоже. Поэтому духота так и не нашла дороги к серому дому.
Как пошить сарафан
Стремительно надвигалось лето, подглядывая правым глазом в щелочку мая сквозь ветки можжевельника. Поэтому нужно было сшить сарафан.
Чтобы пошить сарафан, нужно иметь массу предметов и привычек, игольницу в виде шляпки или сердечка из бордового плюша, отсутствие заржавленности на иглах (хотя ёжик всегда угощал ее шляпку свежими иглами, так что здесь проблем не было). Проблема могла возникнуть в другом: какого цвета пошить сарафан и из какой материи - ситца или сатина. Ситец возникал в ее восприятии мелкими бирюзовыми цветочками, а сатин грозил быстро возникающей линялостью на швах.
Духота любила устойчивость цвета. А еще у духоты были маленькие, плоские, как камбалки, портновские мелки. И она хотела ими порисовать. Только никак не могла понять, где у мелка-камбалки рот, а где хвост. Потому что не могла оставить мелок без улыбки. А плавать и без хвоста можно.
