- Так чего ж ты теряешься? Давно бы нашел себе крокодила со светлой душой, сделал бы из нее красавицу и не мучился бы, и меня не мучил бы. Или же ты, бедняжка, такой всемогущий, не можешь определить у кого душа чистая?
- Да, нет. Определить это легко, для этого есть специальный индикатор. Проблема в том, что, к сожалению, существует одна мелочь, из-за которой я не могу до сих пор слепить по своему вкусу себе жену.
- Ну и что же это за мелочь?
- Любовь!
Мурзик так поразился моему откровению, что надолго замолчала, видно решая пошутил я или говорю серьезно. И придя, видимо, к определенному выводу, решила выяснить еще один вопрос:
- Но если при помощи этого биостимулятора можно лечить любые болезни и делать людей красивыми, а значит и счастливыми, то почему ты этого не делаешь?
Вопрос, конечно, интересный. И, к сожалению, для меня уже давно один из самых больных.
- Нельзя этого делать, Мурзик, - тихо сказал я.
- Это почему же нельзя? Интересно, кому помешает, если все люди станут красивыми, здоровыми и счастливыми, - с раздражением и злостью в голосе ответила Мурзилка, видимо вспомнив о больной маме.
- Понимаешь, Мурзик, не все так просто в этом мире и не всегда мы вольны поступать, как нам хочется и как подсказывает нам совесть.
- Но ты же наделал из этих кукол красавиц, а для остальных значит нельзя, не так это просто, да?
- Видишь ли, локально можно, а в глобальном масштабе нельзя, терпеливо ответил я.
- Но почему нельзя?
- Потому что это будет вмешательством в естественный ход развития земной цивилизации.
- Да кому нужно такое, к черту, развитие, когда умирают дети?
- Думаешь мне очень это по душе, когда они умирают, но я тебе еще раз говорю, что все не так просто. Ну, а насчет детей, то поверь мне, что их мучения не проходят даром, и на том свете они получит если не вечное блаженство, то, во, всяком случае, будут нормально жить и, возможно, даже будут счастливы!
- А причем здесь Бог?
- Вот и я говорю, при чем тут Бог! Так что давай оставим этот разговор и лучше об этом совсем не думать, а то можешь очень даже просто свихнуться.
Мурзик с недоверием посмотрела на меня, но я пошел на запрещенный прием и стер ей память с того момента, как она заговорила о благотворительности и чудотворстве, оставив только последнее мной сказанное слово "любовь".
Чтобы ей опять не пришли в голову те же крамольные мысли, я скорчил зверскую рожу и, обхватив Мурзилку руками, начал орать с полунинским акцентом:
