— Туда, — коротко сказал он, указывая рукой направление.
Но его слова были излишни, потому что в ту сторону вели две глубокие борозды от колес. Быстро осмотрев пустую поляну, на которой не было обнаружено ничего заслуживающего внимания, отряд двинулся по оставленной колее. Впереди всех шел напарник Казимира, поджидавший их прибытия на дереве, за ним ехал сам Казимир с десятком латников, и лишь затем на рослой, с огромным крупом кобыле ехал боярин Адомас. И хотя вместо обычного седла под ним было что-то среднее между седлом и мягким стульчиком, дорога его изрядно утомила. У него ломило позвоночник, болели тазовые кости и бедра, к горлу подкатывал и не давал дышать сухой першистый комок.
Однообразие медленного движения начало постепенно укачивать боярина. После бессонной ночи он все чаще закрывал глаза, и вдруг внезапно остановившаяся кобыла чуть не заставила его вылететь из седла-кресла. Схватившись за рукоять длинного охотничьего ножа, боярин повел глазами по сторонам и вздрогнул. Прямо под копытами лошади лежали один возле другого три трупа. Соскочивший с коня Казимир уже нагнулся над ними.
Это были те его люди, которых он оставлял на поляне и которые после ухода отряда Боброка пошли за ним следом. Все трое были поражены стрелами. С холодком, невольно пробежавшим по коже, Казимир отметил про себя меткость стрелков. Да, встреча с такими ничего хорошего не сулила, и, не будь рядом боярина, он предпочел бы ехать подальше от головы колонны.
Приказав выслать вперед разведку, боярин пропустил мимо себя десятка полтора всадников и лишь потом тронул кобылу с места.
Следы привели на берег спокойно несущей свои воды лесной речушки. Низкие заболоченные берега густо поросли осокой и тальником, к чистой воде вела узенькая, прорубленная в кустарнике тропинка. В самом ее начале, посреди небольшой поляны, стояли два пустых распряженных воза. Рядом с ними, на земле пузырилась гора брошенной холстины. Следы конских копыт вели по тропинке к воде, и на противоположном берегу, чуть ниже по течению, они виднелись снова, исчезая в береговом кустарнике.
Приподнявшись на стременах, боярин зорко всматривался в пустынный берег, как вдруг неясный шум сбоку привлек его внимание. Обернувшись, он увидел, что возле одного из возов, спешившись, стоят двое его дружинников. Один, вцепившись товарищу рукой в горло, старался дотянуться до его руки, сжатой в кулак и отведенной назад.
Казимир, перехватив взгляд Адомаса, поднял коня на дыбы и очутился возле дружинников. Свистнула плеть, обвилась вокруг сжатой в кулак руки. Кулак разжался, и на землю упало несколько тускло блеснувших кружочков. Казимир соскочил с коня, быстро подобрал их, подошел к наблюдавшему за ним боярину, протянул ему ладонь, на которой лежало несколько золотых монет. Адомас взял одну, поднес к глазам, его губы скривились в усмешке. Именно то, что он и предполагал, только услышав об этих возах. В его руках была золотая монета московской чеканки. Вот почему возы были так перевязаны и охранялись даже от своих людей.
