Они проводили опыты с собаками, большая свора которых носилась по всему саду, отпугивая от ограды редких прохожих, с обезьянами, кроликами, даже со змеями.
Нередко подвергали они довольно жестоким, по-моему, опытам и самих себя: силой самовнушения изменяли ритм сердца, за несколько секунд повышали у себя температуру на четыре-пять градусов, заставляли организм выделять больше инсулина, и все это контролировалось приборами.
Иногда Жакоб и боготворившие его ассистенты усыпляли друг друга и проделывали в гипнотическом сне удивительные вещи: вспоминали то, что казалось совсем забытым, моментально останавливали нарочно вызванное кровотечение (увидев это своими глазами, я начала верить в чудесную способность некоторых людей «заговаривать кровь»), вызывали самые настоящие ожоги прикосновением совершенно холодной металлической палочки.
Глядя, как они священнодействуют, я в самом деле начинала верить, что Морис ведет важную научную работу.
Но вечерами, когда он надевал чалму и набедренную повязку и превращался в Короля Современной Магии на подмостках какого-нибудь варьете или на арене цирка, эта моя вера опять начинала убывать…
Я посещала все его представления и видела поразительные вещи. Чего только не проделывал доктор Жакоб, превращаясь в Бен-Боя!
Показывая все свои удивительные трюки, он каждый раз настойчиво напоминал и втолковывал зрителям, что для выполнения их вовсе не нужно обладать сверхъестественными способностями, что нет в них никакой мистики и чудес — все дело лишь в тренировке и силе воли, превращающей его тело в чудесный послушный инструмент.
Однажды Морис показал мне фотографию какого-то щуплого паренька с бледным, исхудалым лицом. — Кто это? — спросила я.
— Я. Таким заморышем я был в тринадцать лет. Надо будет эту карточку тоже поместить в мой музей «чудесных исцелений».
Он уже показывал мне свой забавный «музей», где хранились костыли, ставшие ненужными инвалидам, которых доктор Жа-коб внушением вылечил от нервного паралича, фотографии прозревших слепцов и заговоривших немых.
— Я много лет занимаюсь тренировкой своего тела и воли, не пропуская ни дня. Теперь я могу на несколько минут останавливать свое сердце, выдерживать на грудной клетке, одним лишь волевым усилием напрягая мышцы, до полутонны груза. Даже аппендицит мне вырезали без наркоза, — я просто как бы «выключил» боль.
— Вот бы мне так научиться. А я реву, уколов палец булавкой.
— Ничего, я уверен, что все люди в конце концов научатся свободно владеть собственным телом и управлять своей психикой. Для этого мы и работаем. И до чего же это интересно!
