Я находил в ее лице перемены. Но мне трудно было пока подыскать слова, чтобы рассказать ей о них. Потом когда-нибудь, решил я. А теперь снова соединилось прошлое и настоящее, и я старался не думать о том, что разделяло нас. И возможно, будет еще разделять.
— У меня глаза устали, — сказала Валентина, — солнце как в июле.
Я вспомнил о Янкове. Где он?
— Он уехал, — сообщила она спокойно, — собрался и уехал. Рано утром. Я уже не спала.
— Как? — удивился я. — Неужели?
— Что ж тут удивительного? Ему пора. Он тебе, кажется, записку оставил. А я у тебя могу немного задержаться. До завтра.
— До завтра? — машинально переспросил я. — Ты что, тоже уезжаешь?
— Завтра «Гондвана» уходит. Я жила у тебя три дня, а ты все не приходил и не приходил. Где вы бродили?
— Да уж побродили… всю тайгу облазили. Потом расскажу.
— Когда это потом? Рассказывай уж, будь добр. А то мне в редакции ответили кратко: в экспедиции.
— Сказали, когда я буду?
— Сказали. Только немного ошиблись. И я тебя все ждала…
— Да, я несколько дней от отпуска прихватил… Собственно, самое время угостить тебя завтраком. С твоей стороны невежливо не напомнить мне об этом.
— Прошу тебя, сядь. И рассказывай. Можешь транслятор включить. Вот так. Я пойду на кухню.
Через минуту она вернулась с подносом. За время моего отсутствия она, вероятно, привыкла к кухонному автомату. У меня, честно говоря, чаще всего не ладилось это нехитрое дело, хотя станция уверяла, что автомат исправен. На подносе были два блюдца с пирожными и две чашечки кофе. Я потребовал себе двойную порцию, и она опять вышла. Потом вернулась и сказала, что автомат перестал работать и не дает пирожных.
— Пустяки, — сказал я, — их несложно испечь обычным способом.
Она смутилась.
— Неужели Энно до сих пор не научил тебя? — спросил я.
Она покраснела. Мне стало неловко: разве я допустил бестактность?
И вдруг вспомнил: боже мой, ведь ей только двадцать два!
— А мне сорок три, — сказал я вслух. — Исполнилось.
— Я знаю, — сказала она, — хороший возраст. Для мужчины.
— Лет сто назад тактичные мужчины благодарили женщин за комплименты. Но обычай давно канул в Лету. Теперь наш брат стал не таким отзывчивым.
— Я пойду.
— Куда?
— Достану еще кофе.
— Нет уж. Я сам это сделаю, если будет нужно. Послушай лучше, что происходит в тайге…
Я почему-то запомнил больше всего именно это солнечное утро. А день пробежал так быстро, что сумерки вызвали у меня самое настоящее чувство страха: где там рыжее солнце за окном? Почему Валентине пора уходить? Что за нелепость, разве нельзя отложить до завтра? Я обещал догнать «Гондвану» на эле, но она только упрямо качала головой:
