...В настоящее время Россия переживает большие трудности потому, что кругом блокирование как большими, так и малыми державами. Они в выжидательном положении войны против России. Могу сказать, что ничего у них не выйдет. Существовать эта власть будет, на что направлено все старание РКП(б).
Состав и расположение армии на Кубани не знаю. Больше показать ничего не могу. Смирнов.
Составил протокол подъесаул Малогутий».
В другом протоколе излагались допрос и дело казачки Марии Матвеевой, которую ночью на сеновале захватила банда бело-зеленых Романа Турецкого в станице Роговской. Ее заподозрили в намерении отравить бандитского главаря какими-то ампулами, которые у нее обнаружили.
«Когда я пришел в землянку, — записал Малогутий, — то увидел Марусю плачущей, Турецкого с наганом в руках, а другого с плетью. Они ее допрашивали. На другой день решили жизнь Марусе не даровать, так как она всего не рассказала, а расстрелять. Приговор привели в исполнение, но не расстрелом, а отрубили ей голову и бросили на тропе.
Так они поступили и с комиссаром Смирновым, и со многими другими советскими гражданами».
На теплоходе «Апостолос» Зимин-Мацков под покровительством капитана, связанного с белогвардейской эмиграцией, благополучно добрался до Константинополя. В радужном настроении, нигде не задерживаясь, он направился к бывшему атаману с докладом и надеждой, что найдет у него пристанище и ему не придется скитаться по трущобам и ночлежкам чужого города. Потом, осмотревшись, переберется во Францию и заживет там — как ему давно хотелось — весело и беззаботно.
Букретов удивился неожиданному появлению у себя отставного адъютанта, принял его сдержанно, без ожидаемых Мацковым восторгов, расспросил о положении на Кубани, не проронил ни слова сожаления, узнав об аресте Феськова и других из «Круга спасения Кубани». После долгой тягостной паузы генерал еще поинтересовался «движением» бело-зеленых, особенно отрядом Рябоконя, о котором среди эмигрантов ходило много разговоров. Мацкову тоже приходилось кое-что слышать об этом бандитском главаре, свирепствовавшем в районе Гривенской и близлежащих к ней станицах. Но все это были только слухи, а по существу, конкретно ничего не знал. Однако быстро сориентировался и не пожалел красок для того, чтобы живописать налеты банды Рябоконя, выдавая их за то самое белое «движение», которое все еще грезилось генералу. Букретов, тем не менее, понял, что никакой правдивой и полезной информации Мацков не принес. Своими многословными рассказами, сдобренными фальшивыми эмоциями, пришелец раздражал генерала. И если бы в комнату, где они беседовали, не заглянула генеральша, Мацкову пришлось бы уйти без обеда, на который он очень рассчитывал, так как его карманы были совершенно пусты.
