— О'кей, Глен. Вы были на посту всю ночь?
— Ну да.
— Глен, — с напором сказал Тедди.
— Чё? — Санитар оторвал взгляд от ногтя, из-под которого он выковыривал грязь. — Как на духу?
Глен посмотрел на Коули, потом снова на пристава.
— Всю ночь.
— Глен, я жду.
Под пристальным взглядом Тедди у санитара расширились зрачки, и наконец он из себя выдавил:
— В туалет разок сходил.
Коули всем телом подался вперед:
— Кто вас заменил?
— Я только отлить, сэр. По-быстрому. Извиняюсь.
— И долго вы отсутствовали? — спросил Тедди.
Глен повел плечами:
— Минуту. Не больше.
— Минуту. Вы уверены?
— Я же не верблюд.
— Не спорю.
— Зашел-вышел.
— Вы нарушили протокол, — снова вмешался Коули. — Господи.
— Да, сэр. Я…
— Сколько было на часах? — спросил Тедди.
— Одиннадцать тридцать. Около того. — Страх Глена перед главврачом перерастал в неприязнь к Тедди. Еще пара вопросов, и дело кончится откровенной враждебностью.
— Спасибо, Глен. — Кивком головы Тедди дал понять партнеру, что пришла его очередь.
— В одиннадцать тридцать или около того игра в покер была в разгаре? — вступил Чак.
Несколько голов повернулись друг к другу, потом к Чаку, потом какой-то негр кивнул, а за ним закивали и остальные.
— Кто еще играл в карты в это время?
Четыре негра и один белый подняли руки.
Чак сосредоточился на самом активном, на том, который первым кивнул и первым поднял руку. Такой сбитый толстячок, чья бритая голова сияла в лучах света.
— Имя?
— Трей, сэр. Трей Вашингтон.
— Где вы все сидели, Трей?
Толстячок ткнул пальцем в пол:
— Примерно здесь. В центре комнаты. Лестница была прямо перед нами. И обе двери, передняя и задняя, просматривались.
Чак встал рядом, чтобы удостовериться, хорошо ли видны обе двери и лестница.
— Да, все видно.
Трей понизил голос:
— Сэр, вы вот всё про пациентов. А врачи, сестры? Они нас недолюбливают. Вот в карты играть не дают. Ежели кто идет, то сразу хватайся за швабру.
Чак улыбнулся:
— И как, успеваете?
— Молнию видали?
— Ну?
— Против меня со шваброй она тихоход.
Санитары покатились со смеху, двое негров тыкали пальцами соседей в бока, даже медсестре Марино не удалось скрыть улыбки. Тут-то Тедди и понял, что, пока они здесь, Чаку отведена роль доброго следователя. Он умел находить с людьми общий язык вне зависимости от их социальной принадлежности, цвета кожи и языка. Непонятно, как они там в Сиэтле его отпустили, даже при подружке-японке.
Тедди же был такой бычок. Те, кто принимал его таким, как это было на фронте, довольно быстро становились его корешами. Но поначалу чувствовалось напряжение.
