Приземлившись, мы узнали: полк временно вводят в состав авиагруппы, подчиненной непосредственно штабу 5-й ВА.
В 12.00 полк получил задачу поэскадрильно облетать линию фронта ознакомиться с районом будущих боевых действий.
В связи с болезнью капитана С. И. Маева 3-ю эскадрилью майор Орлов приказал вести мне. Лететь предстояло по маршруту Краснодар - Холмская Новомышастовская - Гривенская - Краснодар, клином звеньев на разомкнутых дистанциях и интервалах, со скоростью 400 километров в час, на высоте до 1500 метров.
- В бой с противником не вступать,- закончил Орлов.
Сержант Н. Я. Горбачев недоуменно спросил:
- А если противник сам нападет?
Командир полка посмотрел на молодого летчика, пожал плечами:
- Тогда действовать по ведущему!
Я косо взглянул на сержанта. Во-первых, приказы не обсуждаются; во-вторых, Горбачеву следовало испросить разрешение задать вопрос командиру полка. Я решил после полета поговорить с сержантом.
...Землю я видел хорошо. Светились первой зеленью холмы, блестели полой водой низины.
Летчику во время полета некогда любоваться красотами пейзажа, глаза ищут ориентиры и противника, но обычно весной в кабине стремительно мчащегося истребителя не покидает ощущение беспредельности мира и бесконечности жизни. Нынче же я этого ощущения не испытывал. Невспаханные поля, пепелища сел и хуторов, оплывшие траншеи, ряды колючей проволоки вызывали чувство боли, заставляли думать об утратах, о тяжести горя, принесенного на родную землю врагом. Наверное, мое Гуляйполе и хутор Вольный, где остались отец с матерью, тоже лежат в развалинах...
До станицы Холмской эскадрилья летела от солнца, поэтому обзор задней полусферы, на "лагге" и без того неважный, был затруднен до крайности. Маршрут мы явно недоработали: фашистские истребители могли атаковать "лагги" с хвоста совершенно неожиданно.
С поворотом на Новомышастовскую солнце осталось справа, опасность внезапного появления фашистских истребителей уменьшилась. Зенитный огонь с переднего края противника за Новомышастовской вреда эскадрилье не принес. Однако избавиться от беспокойства я не мог. Пришло на ум, что приказ командира полка не вступать в бой с противником сковывает нашу инициативу, лишает преимуществ, какими обладает всякий нападающий. Я впал в смятение: долгие годы службы выработали привычку считать каждый приказ глубоко обоснованным, привычку безоговорочно его выполнять, а полученный противоречил моей задаче летчика-истребителя, моему долгу коммуниста и офицера при любых обстоятельствах атаковать и уничтожать гитлеровцев. Как же мне следовало поступить, если бы вот сейчас, сию минуту, показались самолеты врага? Даже желание круто поговорить с сержантом Горбачевым исчезло.
