Но когда Гюнтер стал осторожно разузнавать, что он знает о бывшем группенфюрере СС, Швейцар ничего не рассказал.
Неподалеку от отеля они увидели бензоколонку и решили заправиться.
Заправившись, поехали в имение Зиксов и убедились, что попасть туда невозможно (настоящая тюремная стена с колючей проволокой и битым стеклом). Гюнтер заметил, что группенфюрер живет в обычных условиях — именно так отгораживались когда–то таинственные эсэсовские объекты.
Потом — посещение швейцарским журналистом господина Ганса–Юргена Зикса, и круг замкнулся.
Солнце уже село, и красная дорожка растворилась в воде, а Карл все стоял и думал, как им попасть за ограду. И ничего не мог придумать. Уже собрался возвращаться, но из–за кустов вышли двое и преградили ему дорогу.
Один спросил Карла:
— Это вы поставили машину у парковых ворот? Мы не можем заехать…
— Нет, я без машины…
— Не ври! — грозно произнес другой. — Я сам видел, как ты подъезжал.
— Однако вы ошибаетесь…
Первый, вдруг шагнув вперед, ударил Карла в подбородок.
— Вы что! — возмущенно крикнул юноша, поднял руки, чтобы защититься, но неизвестный нанес второй удар в солнечное сплетение. Карл задохнулся, но все же сам ударил мужчину коленом в пах. Тот только ойкнул и упал. Карл попробовал проскользнуть мимо него, но перед ним вырос другой — высокий, с длинными обезьяньими руками.
— Что вам нужно? — закричал Карл пронзительно. — Спасите!
— Молчи, падлюка!.. — зашипел высокий.
Карл попятился от него, но натолкнулся на второго. Тот схватил его сзади за руки, и в это мгновение высокий подскочил к нему: резкая боль пронзила Карла, он хотел вздохнуть и не мог, осел на землю, прикрыв руками лицо, и потерял сознание.
— Здорово ты его! — бросил Роршейдт высокому. — Сейчас нужно этого прощелыгу…
Вдруг где–то совсем близко заревела автомобильная сирена.
— Петер, сюда! — заорал кто–то в кустах. — Кто–то зовет на помощь!
Роршейдт зло выругался. Нагнулся и подхватил Карла под руки.
— Ну ты что?.. — взглянул на высокого. Тот понял и взял Карла за ноги. Пригнувшись, они побежали к берегу, зашли по пояс в воду и бросили тело в камыш.
— Если ты его не добил, — прошептал Роршейдт, — все равно ему конец!
…Каммхубель поставил свой «опель» у берега и забросил удочки. Сидел, глядя на неподвижные поплавки, рыба не клевала, но, честно говоря, он и не надеялся на улов, просто любил сидеть над озером перед заходом солнца, выкурить сигарету, смотреть на спокойную воду и ни о чем не думать. Точнее, мысли в такие минуты были ленивые и спокойные, какие–то затяжные — вода успокаивала, и все вокруг казалось таким прекрасным — лучше не могло быть на свете. Ну что можно сравнить с золотисто–красной дорожкой на воде и мягким шелестом камыша?
