Второй вывод, на котором мы задержимся еще одну минуту, касается боя при Фермопилах, слава которого стала такой же баснословной, как и слава Марафонской битвы. Запирать горные проходы перед подавляющей наступающей силой всегда ошибочно: через каждый горный хребет ведет всегда много дорог; все их занять очень трудно, а все защитить невозможно,— и без предателя Эфиальта персы нашли бы себе дорогу в обход
Фермопил. Если хотят использовать горный хребет как прикрытие, то теория тактики требует, чтобы главные силы были расположены против дорог, ведущих через хребет, с тем чтобы разбивать наголову отдельные отряды врага, которые будут постепенно продвигаться вперед. Кажется, что здесь греки сделали, таким образом, большую ошибку.
В действительности дело обстояло иначе. Было совершенно невозможно, чтобы греки могли использовать Эту как прикрытие в только что указанном истинном значении этого слова; они не могли объединить здесь все свои силы и дать наступательное сражение. От гражданского ополчения нескольких мелких республик нельзя было ожидать, чтобы оно отослало так далеко от родины свои объединенные войска, поставив их под опасность большой битвы; к тому же большая часть греков, а именно афиняне, были намерены искать решительного столкновения на море, где оно и произошло.
Однако, прежде чем греки выиграли битву у Саламина, была отдана персам не только вся средняя Греция, но пришлось даже очистить и самый город Афины. Если бы страна была отдана врагу без малейшего сопротивления, это оказало бы крайне деморализующее действие. Поэтому и было произведено занятие Фермопильского ущелья, а одновременно с этим нападение греческого флота на персидский у мыса Артемизиона. В случае победы флота открывалась возможность, что Ксеркс откажется и от нападения со стороны суши. Однако под Артемизионом оба флота сражались в течение нескольких дней без решительного результата, и в конце концов греческий флот отступил; он ожидал крупного подкрепления и хотел исправить понесенные повреждения в родных гаванях, что для персидского флота было гораздо затруднительнее.
Вместе с тем исчезла всякая рациональная цель занятия Фермопильского ущелья. Маленькому войску, под командой спартанского царя Леонида, оставалось или погибнуть, или возвратиться обратно. «Критики говорят, что Леонид должен был отступить,— во всяком случае, критики отступили бы». Таково остроумное выражение Генриха Лео. Леонид хотя и приказал своему небольшому войску отступить при известии о наступлении персов, но сам с тремястами спартанцев остался, чтобы прикрыть отступление и принесением себя в жертву доказать, что формально ошибочная защита ущелья в действительности лишь подготовляла конечную победу. Леонид учитывал моральный элемент войны. Для будущих сражений имело неизмеримо большее значение то, что вступление в коренную Элладу не обошлось для варваров без боя.
