– И это ты знаешь! Так вот, в тот день он встретил меня в подъезде и стал требовать приглашение на Восьмое марта.
– Вот это? – Паша достал из пиджака приглашение и поднял в руке.
– Парамон, мы ведь голоса, а не глаза. Лучше продолжим разговор.
– Продолжаю. У тебя случайно оказался пистолет. Понятно, почему свидетели путались, когда Веткин домой пришел. Там два Веткина было. И ты решил одного сократить.
– Не так это было! После скандала он достал нож и бросился на меня. Поранил руку, потекла кровь. Толоко тогда я и достал пистолет, попугать. Пистолет случайно купил, когда деньги появились, чешский. У меня в Праге много друзей. Я ведь тогда всякое барахло покупал – денег никогда в жизни не было, а как появились, так меня и понесло. А тут еще покушением пугали.
– А он, псих, лезет и лезет с ножом, – вставил Паша.
– Я тебе, Паша, честно скажу: это был несчастный случай. У этого пистолета переключатель на предохранитель не в ту сторону, как у нашего Макарова. Я думал, пистолет на предохранителе, а он дал очередь. И наповал.
– Ты сверху стрелял, когда поднимался в квартиру? Хотел убежать?
– А ты и вправду все знаешь. Стрелял с лестницы, но это было нечаянно!
– Тебя бы оправдали, это же необходимая оборона, зачем все это было надо?
– Не сообразил от страха. Побежал домой.
– Так когда милиция и скорая приехали, ты дома сидел?
– Конечно, и руку бинтовал. Сильно он меня поранил. Кровь никак остановить не мог. Меланья позвонила в милицию, а чего говорить – от волнения не знает. Я говорю, скажи: убили Веткина, – сразу приедут. Она так и сказала. А потом поздно было.
– Понятно, зачем она пол на лестнице мыла.
– Конечно, капли крови вели прямо в квартиру. Только мы тогда ничего не соображали, думали, установят, что это кровь другого человека по ДНК.
– Поэтому она и показания давала у Пересовского в офисе. Дома ведь ты сидел.
– Да, все так и было. Сидел, свои похороны смотрел.
– Ну и как тебе? Я ведь сам там был и плакал.
– Ну прости, Паша, по-другому было нельзя. Пусть меня бы и оправдали, но это бы мне всю жизнь отравило. Пусть уж так: с друзьями общаюсь, в проектах участвую – живу значит. – Голос замолчал ненадолго. – Только телевидение – это жизнь.
Паше стало опять плохо, сознание уходило. Последнее, что он видел, – кружащееся московское небо над головой.
