До прошлого года комитет по избранию королевы возглавлял старый Мендельнахт, но теперь он умер, и его собратья должны выбрать нового председателя. Все они, включая Файгарова, выполнявшего обязанности секретаря, гнули после смерти Мендельнахта одну и ту же линию благопристойного притворства. Каждый, едва заходила речь о выборах нового председателя, громко заявлял:
— Лично я нисколько не хочу быть председателем, да и кто может заменить Мендельнахта! То есть, конечно, если б меня очень попросили, я бы, может, и согласился для общего блага, но только если бы уж совсем умолять стали…
Ну а поскольку никто никого особенно не умолял, то комитет полгода жил без председателя. Бал между тем приближался. Уже сняли зал. Буфетный комитет вырабатывал стандарт бутербродов с пикельфлейш. За несколько заседаний утвердили длину корнишонов, которые следовало положить на бутерброды, чтобы довести их до совершенства. Лотерейный комитет набрал гору всяких бесполезных вещей для розыгрыша. Финансовый комитет заранее распродал все билеты. Оставалось выбрать председателя королевского комитета.
Конечно, возглавить жюри конкурса королев мог бы кто угодно: и председательша буфетного, и председатели лотерейного или финансового комитетов. Над подготовкой бала почти целый год работали тринадцать разных комитетов и комиссий. Но королевский комитет для того и существовал, чтобы формировать это жюри, такова традиция.
Файгаров, единственный из всех, никогда не был во главе никакого комитета. Во-первых, потому, что ни у кого не возникало мысли выбрать его в председатели, а во-вторых, из-за мадам Файгаровой, особы влиятельной и умудренной опытом, для которой почести не затмевали дела. Неписаное правило гласило, что неофициальные организаторы, а равно их супруги не могут претендовать на посты формальных руководителей. Но Фебль Файгаров на этот раз готов был наплевать на правила — уж очень ему хотелось побыть председателем! Как другие! Хоть раз в жизни! И именно этого, королевского, комитета, где он так долго и без всякой корысти работал секретарем при полном безразличии окружающих.
Шрек уже пришел и сел на банкетку перед журнальным столиком, рядом с вешалкой. Файгаров как раз закончил одеколонное орошение предыдущего клиента, кивнул Шреку и крикнул в сторону женской территории обычное: «Касса!», вызывающее мадам Файгарову с ключом. Ему самому не разрешалось прикасаться к кассе, жена была уверена, что он не сумеет правильно дать сдачу. Оба ключа, на желтом шнурке — от ящика мужской кассы, на красном — от ящика женской, она вешала себе на шею и каждый вечер после закрытия наводила в ящиках порядок.
