Казин встал и подошел к нему.
— Почему вы вечно молчите? — спросил он.
— Что вы, месье, я… вовсе нет… — смешался официант. Он замер, покраснел и, не зная, что бы такое сказать во избежание скандала, пробормотал: — Так что вы говорите? Эта дама танцевала?
— Ну да, народные танцы, да еще как! В сороковом году и позже. В Америке! Не в той, где Нью-Йорк, то есть тоже в Америке, но в другом месте — слыхали, может? — на Кубе! А я там жил как беженец — война, все такое. Я, скажу вам, был тогда красивым парнем. Что, не верится? И тоже работал в кафе. Как вы!
Официант рассеянно кивнул. Казин сбил шляпу на затылок:
— Меня звали Виктор! Никакой не месье, просто Виктор! Скажи? — обратился он к старой даме.
Та, не спуская с него глаз, дрожащим голосом проговорила:
— Да-да, все правда, так его и звали — Виктор! Отличный был бармен!
Официант не знал, как улизнуть: хоть бы кто позвал к другому столику! Он с надеждой оглядывал зал — ничего! Значит, надо торчать тут и слушать дальше.
Казин хлопнул его по плечу:
— Будь я помоложе, взял бы вас в напарники. У вас, не в обиду будь сказано, туповатая физиономия. А это для бармена — в самый раз. Людям не по нутру, когда за стойкой их обслуживает Жан-Поль Сартр, Виктор Гюго или еще какой-нибудь цудрейтер.[5]
Бедняга официант сделал вид, что спешит отнести другой заказ, но Казин его удержал:
— Куда вы все бежите? Минутку нельзя поговорить! Что за спешка? Или вы обиделись на «туповатую физиономию»? Беру свои слова обратно. Физиономия у вас самая барменская. Ведь правда у него барменская физиономия? — спросил он старую подругу, которая уже надевала пальто.
— Он верно говорит, — подтвердила она и потрепала официанта по щеке. — Вы так похожи на Антонио. У вас, случайно, не было родни в тех краях?
Официант отшатнулся. Казин притянул его обратно и отечески дернул за ухо:
— Да нет, ты путаешь! Это же тутошний официант, куда ему до Антонио! Уж он бы вам наверняка понравился! Но это было так давно, подумать страшно…
Казин вздохнул, толкнул двустворчатую дверь кафе и помахал на прощанье рукой. Пожилая дама вышла вслед за ним.
Официант, счастливый тем, что наконец от них избавился, снова облокотился на стойку.
Престарелая пара засеменила к автобусной остановке. Но напоследок Казин, оглянувшись на кафе, сказал:
— Теперешняя молодежь и слушать разучилась!
— Когда мы были молодыми, — отозвалась дама и оперлась на его руку, — нам жилось ох как несладко. Я бы ни за что не согласилась вернуть то время.
