- А сколько он так уже... лечится?
- Три часа двадцать две минуты. Я ввел ему комбинацию психоделиков с эффектом временной дереализации. Вся эта радость должна показаться ему тремя сутками. Через полчаса я заканчиваю с ним, и можешь забирать клиента. Два дня тебе придется держать его в коме. Я тебе дам все необходимое.
- Это зачем? - встревожено спросил Комаровски.
- Чтобы реальный календарь не разошелся в показаниях с тем, который у него сейчас в голове.
- Понял. Он точно не будет помнить, что я привез его сюда на экскурсию?
- Абсолютно. И того, что было в предыдущие несколько дней, тоже, психолог пожал плечами. - Маленькие побочные эффекты. Издержки технологии. Кстати, может, теперь ты все-таки объяснишь, зачем тебе понадобилось лишать его единственной радости в жизни?
- Не мне. Цеху, - серьезно сказал Комаровски.
- Букеры усмотрели опасность для себя в этом заморыше? - удивленно наморщил лоб психолог.
- Представить себе. Кое-кто из совета цеховых директоров полагает, что этот заморыш вполне конкурентоспособен и может сильно подпортить нам маркетинг.
- Каким образом?!
-- Создать прецедент. О писателях уже никто почти не помнит. Но есть мнение, что они могут вернуться...
- Прогресс с вами. Люди разучились читать такие объемы старым, увы, недобрым способом. Слишком долго и утомительно. Кто захочет глаза ломать, а потом ремонтировать? Гораздо проще сразу в память сбросить.
- Как ни странно, находятся такие. Мы проверяли. У него даже постоянная клиентура подобралась.
- Хм. Престранная вещь. Да. Удивил ты меня, Иван... Так вы хотите в корне эту... эгм... заразу пресечь?
- А ты как думаешь? - усмехнулся Комаровски. - Культивировать ее уже точно не будем.
* * *
Рогофф проснулся у себя хаусе, в собственной постели. И первым делом подумал, что позорный столб ему, должно быть, приснился. Но потом взглянул на календарь в наручном ежедневнике, ощутил трехдневный голод, поскоблил пальцами трехдневную же щетину на лице и понял, что не прав. Столб не приснился.
Вероятно, он просто впал в забытье и потому пропустил окончание процедуры казни. Ну и ладно. Главное - свободен.
Рогофф вывалил на стол все готовые к употреблению съестные припасы, какие только нашлись в пищеблоке, и принялся алчно пожирать их, не разбирая.
Все остальное временно отошло на десятый план.
И снова вернулось на первый, когда Рогофф уже благодушествовал в пенной ванне.
Его немного беспокоило, как ему теперь быть и что делать. А также кто виноват, что он уродился Писателем.
