- Да, - сказал Рябышев. - Это-то верно.
- Так что, товарищ полковник, - почему-то вдруг весело заговорил Попель, обращаясь к Васильеву. - Разведку-то ведите, но войско держите наготове к маршу.
Опять марш! Нет, я всё-таки чего-то не понимаю.
Во время этого разговора я стоял у двери. При скудном освещении штаба мне не удалось разглядеть Попеля - он ни разу не подошёл к свету, но у меня уже есть какое-то представление о нём. Мне нравится его манера говорить, чуть растягивая слова и как-то закругляя их. Я слыхал, что он был комиссаром ещё в годы гражданской войны.
Немецкая авиация всю ночь методически бомбила наш район. Я до утра просидел в штабе, ожидая приказа. Васильев не сомкнул глаз, всю ночь работал. Теперь, когда я смотрю на Васильева, я уже не думаю, что вот он герой, о котором ходят легенды; теперь он для меня просто командир дивизии, но его профессиональная солдатская выдержка меня восхищает. Я уверен, что как бы тяжела ни была обстановка, для Васильева она всегда будет только обстановкой, знание которой необходимо ему для работы. Я думаю, что при любых обстоятельствах не события будут влиять на Васильева, а Васильев на них, и это меня успокаивает.
*
Утром предсказание Попеля сбылось. Корпус вошёл в подчинение фронта. Приказано к 14 часам 24 июня сосредоточиться в районе Куровице - Золочев.
Итак, опять марш. Штаб дивизии идёт первым эшелоном, а моя рота - в голове колонны. Весь корпус следует одной дорогой через Львов, так как болота к северу от города не позволяют нам обойти его.
К 10 часам утра мы вышли на пустую окраинную улицу Львова. Проехали квартал, другой, как вдруг застрекотали автоматы. Ясно было, что это действуют диверсанты. Мы уже слышали, что возле Львова приземлились немецкие парашютисты. Решили не останавливаться, чтобы не загораживать движение колонн, закрыли только люки машин. Ещё немного прошли, и опять с чердака двухэтажного дома ударил автоматчик.
- Надо всё-таки вытащить его оттуда, - предложил Кривуля.
Я тоже не выдержал. Ударив по чердаку из "Дегтярёва", выскакиваем из машины и вбегаем во двор. Перед нами чёрный ход. Сверху по лестнице сбегает человек с автоматом в руке, в грубошёрстном, сером в полоску, костюме. Прижимаемся к лестнице. Он бросается прыжком к двери во двор.
- Стой! - кричу я и стреляю, прицелившись в руку.
Выронив автомат, диверсант бежит, не оглядываясь. Вторая пуля настигает его во дворе.
На улице раздаётся взрыв. Кто-то, бросил гранату из окна. Но нам надо спешить, нельзя задерживать всю колонну. Возвращаемся к машинам и узнаём от пробегавшего мимо с группой бойцов лейтенанта-пограничника, что в город уже вошла пехота и очищает его от немецких парашютистов и что это трудно, так как немцы одеты в гражданское.
