По дороге он спешит поделиться со мной последней штабной новостью. Я слушаю его не очень внимательно, так как над нами завывают невидимые во тьме "юнкерсы" и где-то неподалёку, должно быть, в местечке, рвутся бомбы.
- Представьте себе, какое нахальство! - возмущается мой спутник. Только стемнело - к оперотделу подъехала "эмка". Выходит майор, прямо к дежурному. Приехал, мол, из штаба фронта проинспектировать части. Ехал сюда с нашим замполитом, и тот-де указал ему оперотдел. Требует, чтобы оперативный нанёс на его карту расположение полков. Но оперативным дежурным сейчас капитан Карев, парень не промах. "Предъявите, - говорит, командировку и удостоверение". Взял документы, просмотрел и говорит майору: "Простите, я только помощник дежурного. Сейчас же пошлю за картой к дежурному. Вы посидите ..." - и придвигает майору стул. "Лейтенант, приказывает он своему помощнику, - возьмите документы майора и сбегайте к Харченко, скажите, что нужна обстановка, пусть даст рабочую карту". Я стою рядом, слушаю и не пойму: Харченко-то - начальник особого отдела, причём же тут он. Ну, и ляпнул Кареву: "С каких это пор работники особого отдела дежурят по штабу?"
Свист падающей бомбы прерывает его рассказ. Мы бросаемся в придорожный кювет. Через минуту подымаемся, идём дальше, мой спутник торопится закончить:
- Так вот. Ляпнул я, значит, а Карев как закричит на меня: "Дайте свою карту! Я отмечу по ней, чтобы не задерживать майора". Ничего не пойму - даю карту. А он мне шепчет: "Чего суёшь нос куда не надо!" Я бы ещё что-нибудь ляпнул, да тут вошёл комендант штаба с автоматчиками и попросил "представителя" следовать к ком" диву. В командировке-то оказалась небольшая ошибочка в штампе... Что вы на это скажете? Шпион. Уж признался.
- Да, теперь смотри в оба, - сказал я. А про себя подумал: "Что ж ты-то у меня документов не спросил?"
Наша танковая дивизия в составе всего корпуса совершает обратный 120-километровый марш из-под Перемышля через Львов на Куровице.
Несмотря на глубокую ночь, вокруг светло, как днём. Зеленоватый свет немецких осветительных бомб по временам гаснет, и тогда кажется, что перед глазами опускается тёмный, непроницаемый занавес. "Юнкерсы", невидимые нам в слепящем свете немецких "фонарей", беспрестанно носятся над шоссе и бомбят нашу колонну.
Мы едем мимо разбитых и горящих в кюветах автомашин. Встречаются и танки, свалившиеся в кюветы. Возле них суетятся экипажи. Промелькнул танк, разбитый прямым попаданием бомбы. Это дорога дневного марша нашей дивизии. Я боюсь, чтобы на дороге не образовалась пробка, чтобы не воткнуться в хвост колонны идущего впереди меня батальона капитана Мазаева из полка Болховитинова. Растягиваю дистанцию между машинами до пятидесяти метров. И это, кажется, спасает меня от фугасок. Непрерывно стрекочут наши зенитные пулемёты. Ослеплённые сменами яркого света и чернильной темноты, зенитчики беспомощны. Тем не менее стрекотание их действует на нас ободряюще.
