Что-то должно быть сказано, мысленно настаивал Никодимус. Нечто формальное и торжественное, некое возглашение привычного ритуала, произнесенное хорошо и правильно, ибо они остаются здесь навсегда частицей перенесенного сюда земного праха. Несмотря на всю нашу логику, повелевшую нам искать для них одиночества, мы не должны были оставлять их здесь. Мы должны были найти зеленую и приятную планету.
«Зеленых и приятных планет нет», — сказал Корабль.
«Так как я не могу подыскать подходящих слов, — обратился к Кораблю робот, — то не возражаешь ли ты, если я тут ненадолго останусь? Мы, по крайней мере, должны быть вежливы с ними и не уноситься сломя голову».
«Оставайся, — ответил Корабль. — У нас впереди вся вечность».
— И вы знаете, — сказал Никодимус Хортону, — я так и не смог придумать, что можно сказать.
Корабль заговорил:
«У нас посетитель. Он вышел из холмов и ожидает прямо под пандусом. Вам надо выйти и встретиться с ним. Но будьте внимательны и осторожны, и наденьте оружие. Выглядит он уродливой игрой природы».
Посетитель остановился футах в двадцати от конца пандуса и ждал их, когда Хортон с Никодимусом вышли ему навстречу. Он был ростом с человека и стоял на двух ногах. Руки его, безвольно свисающие по бокам, оканчивались не ладонями, а пучками щупалец. Одежды на нем не было. Тело покрывала недлинная линялая шерсть. Было совершенно очевидно, что это самец. Голова выглядела голым черепом. Она не ведала волос или меха, и кожа туго обтягивала костные структуры. Тяжелые челюсти вытягивались, образуя массивное рыло. Резцы, выдающиеся из верхней челюсти, торчали вниз, напоминая клыки древнего земного саблезубого тигра. Прилепившиеся к черепу длинные остроконечные уши стояли торчком, увенчивая лысый, куполообразный свод черепа. На каждом ухе было по ярко-красной кисточке.
Когда они достигли конца пандуса, создание обратилось к ним громким, гулким голосом:
— Добро пожаловать, — сказало оно, — на эту чертову задницу-планету.
— Какого хрена! — вырвалось у пораженного Хортона. — Откуда ты знаешь наш язык?
— Я узнал его от Шекспира, — ответствовало создание. — Шекспир меня выучил ему. Но теперь Шекспир мертв, и мне его чрезвычайно недостает. Без него я в отчаянии.
— Но Шекспир — это очень древний человек, и я не понимаю…
— Отнюдь не древний, — возразило создание, — хотя и вовсе не молодой, и к тому же он был болен. Он называл себя человеком. Выглядел он очень похоже на вас. Я полагаю, что вы тоже человек, однако тот, другой — не человек, хотя в нем и есть человеческие черты.
