Возможно, покрасневшее от смущения лицо Зои могло бы показаться кому-нибудь смешным, но Рита, прекрасно знавшая причину этого стеснения, смотрела на мать с невольной гордостью и бесконечной любовью; даже неприятный инцидент с Шурой мгновенно вылетел у нее из головы.
– Да что вы, Тамара Андреевна, разве я помогла вам из корыстных побуждений? – с неподдельной обидой в голосе выговорила Зоя. – Ведь и мне довелось жить своим трудом, и, поверьте, совсем нелегким! Я-то очень хорошо понимаю, что должна испытывать мать, которая не в состоянии купить ребенку лекарство!
– И все-таки такие деньжищи... – не унималась консьержка. – Вот Наталья Павловна и за людей нас, прислугу, не считает! Поносит платьице неделю, а после лучше выбросит, чем допустит, чтобы кто-нибудь его себе взял! И ведь выбрасывает! Одно слово – из грязи в князи. Тоже ведь, наверное, успела простой жизни хлебнуть, а теперь вот деньжищи в голову-то бросились, совесть отбили...
– Ну и дисциплина! – сурово заявил неслышно подошедший сзади Шерстнев; и жена, и старшая дочь невольно вздрогнули при его появлении, а на консьержке, что называется, буквально лица не стало. – Как вы смеете обсуждать тех, кого обязаны обслуживать! – еще более сердито продолжал отец, невольно демонстрируя усвоенную за долгие годы выживания в «большом бизнесе» холодную жесткость.
– Геночка, не надо... – Стараясь смягчить ситуацию, Зоя нежно прикоснулась к руке мужа.
– Вот тебе и урок! Сколько раз я говорил – нечего нежничать с прислугой, – продолжал Шерстнев. – Мигом забываются! Завтра же сообщу о вашем поведении управляющему домом, – припечатал он напоследок обомлевшую консьержку и двинулся к лифтам.
– Не переживайте, голубушка, я его уговорю, – успокоила женщину Зоя Петровна. – А где же Шурочка? Рита! Ты не видела сестру? – Мать растерянно оглядывалась по сторонам. В этот момент уже отошедший было на приличное расстояние Шерстнев, морщась и потягивая носом воздух, повернул обратно. Рита с некоторым злорадством наблюдала, как отец, точно идущая по следу гончая, промаршировал прямиком к убежищу Шуры и вскоре, невзирая на возмущенные возгласы и барахтанье, вытащил младшую дочь из-за колонны.
– Мам, чего он?!.. – старательно имитируя детский выговор, пропищала Шура.
– Геночка, да что случилось?.. – спросила было Зоя и ахнула, увидев, что в отчаянно машущей руке девицы зажата дымящаяся сигарета. Очевидно осознав, что все еще держит в руках обличающую ее улику, Шура выпустила сигарету из пальцев; подоспевшая Тамара Андреевна мигом подхватила дымящийся окурок и опустила его в наполненную ароматной водой урну на высокой ножке, стоявшую возле стены.
