Быстренько перетасовала, будто карты, и вернула стопку Толику. Нечего.
— Кто это? — спросила как можно более отстраненно.
— Она. Летит на катере.
— На катере?.. С ума сойти. Я думала, где-нибудь в погребе. И кто она?
Толик поглядел как-то странно. Словно раздумывал, не скинуть ли ее в бассейн — или пусть живет.
— Машка, ты чего? Мы же с тобой ее почти неделю щелкали! В квартире у старика, потом возле цивилов, и на день рождения с тем пацаном, и еще когда бомж…
Теперь она сама вылупилась на него, точь-в-точь как четверть часа назад, пораженная его новым имиджем. Протянула руку:
— То есть? А ну дай сюда!
Ну разумеется, он ее разыгрывал. Женщину, изображенную на жутких снимках, Маша, кажется, видела впервые и уж точно никогда не снимала. Для очистки совести она все-таки вгляделась повнимательнее — и щемящее чувство дисгармонии снова дало себя знать. Такую красивую, яркую, волевую женщину — так фотографировать!.. Несправедливо. Даже, можно сказать, преступно.
— Эва Роверта, — сказал Толик. — Она же Анчарова Ева Николаевна. Дочь и единственная наследница Лилового полковника. Она не просто так заявилась в Срез, можешь мне поверить. И уж тем более не просто так бросила нафиг забронированный номер в отеле и прилетела сюда. Кстати, надо бы выяснить, где она собирается ночевать…
Маша вскинула голову — навстречу плотоядным искоркам в его когда-то прозрачных и наивных глазах. Ай да Толик! Впрочем, она всегда знала, что от него можно ожидать чего угодно.
Еще раз рассмотрела как следует снимки. Припомнила свои, несравнимые по качеству, но… Та училка?!
— Ни за что бы не узнала… Толик, солнце!..
— Что?
— Выброси свою мыльницу. Я тебя прошу. Так нельзя.
— Если будешь со мной работать. Хотя бы в свободное время. Будешь, Машка?
Она сделала паузу, собираясь с мыслями: как бы объяснить ему, что в бесформенном телевизионном маразме свободного времени как такового у нее нет и не предвидится, а значит, она при всем желании никак не… И пропустила тот момент, когда Толикова рука нырнула в сумку, висящую на плече, вынырнула с чем-то черным в кулаке, размахнулась…
— Ой!
Прямоугольная граната пролетела над бассейном, беззвучным всплеском взорвала девственную голубизну, медленно закружилась в прозрачной воде и улеглась на дно, дробясь и теряя форму в сверкающих бликах.
— Ну ты даешь, — пробормотала Маша.
И тут же, словно по сигналу к атаке, в тишину внутреннею дворика лавиной ринулись звуки: захлопали двери, и громыхала техника, защебетали девчачьи голоса, заматерился телевизионный персонал…
