Не получалось.
Всего лишь толстенный слой грима на мертвом лице, расплывающийся и меняющий цвет от жары. Блики на складках лиловой ткани, чересчур яркой, блестящей и хлипкой, наверное, после химчистки. Белые перчатки; а вот это неправда. Белых перчаток он никогда не носил… ни в прямом, ни в переносном смысле. Ну и что?
А потом была земля. Сухая, но липкая, никак не желавшая счищаться с ладони. Те же солдатики, прислонив винтовки к оградке соседней могилы, браво накидали лопатами приличный холмик. Просто перекопанная земля. Потом, когда она осядет, они, вероятно, поставят что-то вроде памятника… Эва подумала, что никогда больше сюда не придет. Зачем?
Ракетница оказалась, по-видимому, самодеятельной, из тех, какими особенно феерические граждане поддерживают новогодний салют. Оглушительно хлопнуло по ушам, в горячем воздухе мигнула вспышка, а затем сверху посыпались, кружась, вполне материальные пожароопасные искры. Одна из них пропалила блузку на плече, обожгла кожу, и Эва вскрикнула, а цивил…
— У вас всё?
— Всё, — пролепетала Андреева. Отличница, золотая медаль… для чистой функции это не аргумент. Отвечала она средненько, на восемь-девять. Но, пожалуй, пару дополнительных вопросов заслужила:
— Когда и где состоялась премьера спектакля по пьесе Леонида Ланового «Порох»?
Девочка прикрыла глаза под очками и, будто читая с невидимого листа, отрапортовала:
— Двадцать пятого июня двенадцатого года. В театре Современной драмы.
— Правильно. А как вы считаете, почему герой пьесы предал свою невесту?
— Потому что… — Она сглотнула. Сняла очки, сразу став еще некрасивее, потом снова их надела; за стеклами, словно дождь, собирались слезы. — Он ее… мне кажется…
— Вы не читали, — подытожила Эва. — А в учебнике этого нет. Восемь баллов. Можете быть свободны.
Отличница всхлипнула, рывком вскочила, метнулась за вещами — на пол с грохотом свалились и ее сумка, и хрестоматия из-под парты соседа, — и уже в дверях впечаталась длинным носом в декольте директрисы. Почуяв свободу, с последней парты, произведя не меньший, чем Андреева, грохот, сорвался физик Лимберг; напрасно, его явно не собирались так просто отпускать. Директриса держала паузу. Под ее взглядом чиновница из гороно никак не решалась перевернуть страницу.
Наверное, всё это было смешно. Эва опустила глаза на список:
— Евстратова, тяните билет. Васильченко, я вас слушаю.
— Перерыв! — вклинился зычный голос директрисы. — Экзамен будет продолжен в четырнадцать ноль-ноль. Зайдите ко мне, Ева Николаевна.
