Окошечко, устроенное в калитке, открылось. Прозвучал скрипучий старческий голос:
– Che cosa volete?[6] – в просвете мелькнула небритая щека, густые брови, черный внимательный глаз.
Куйбида слегка наклонился к окошку и раздельно проговорил:
– Иль синьор Сичинский ми аспетта. Иль мио номе Куй-би-да…[7]
Окошко захлопнулось. Слышно было, как старик звенит ключами и ворчит под нос что-то насчет чертовых гостей, которые приходят как раз тогда, когда привратнику пора подстригать газон. Наконец калитка бесшумно распахнулась, и старик из-под сдвинутых седых бровей недружелюбно взглянул на гостя.
Куйбида попробовал улыбнуться, но улыбка вышла какая-то вымученная. Да и не нуждался этот суровый старик в улыбках: веселых гостей в особняке, похоже, отродясь не бывало.
– Проходите, синьор, – поворачиваясь клетчатой худой спиной, буркнул привратник.
Проходя по мощенной булыжником парковой дорожке, Куйбида обратил внимание на аккуратность, царившую вокруг. Подстриженные клумбы. По ниточке выровненные деревца. Присыпанная желтым песком площадка…
– Синьор Сичинский обожает порядок, – словно угадав мысли гостя, сообщил привратник. – Так что если вздумаете закурить, окурок придется унести с собой…
Они прошли мимо парадного входа с колоннами и зеркально-чистыми ступенями. Этим входом, похоже, пользовались редко. Сразу за углом в кирпичной стене особняка обнаружилась узкая дверь, которую не сразу можно было различить за шпалерами густого плюща. Привратник повозился с ключом. Открывшийся сумеречный коридор дохнул сухими цветами, парфюмерией, свечным духом. Решетки на окнах. Мерцает под потолком красный глазок системы безопасности.
– Идите прямо, – пропуская гостя вперед, сказал привратник. – Там будет дверь гостиной. Хозяин там. Буона джорно, синьор!
Куйбида кивнул и пошел вперед. Узкие двери захлопнулись за его спиной.
«Правильно заметил Кульчицкий: синьор Сичинский сторонится гостей, – думал он, щурясь. – Удивительно, что он согласился на эту встречу. Впрочем, неудивительно: он лет пять назад отошел от дел – только на встречи ветеранов выезжает, да и то не каждый год…»
Куйбида толкнул украшенную резьбой дверь и вошел в слабо освещенную гостиную. Он не сразу разглядел мягкий угловой диван, книжную полку, картины в золоченых рамках, украшенный вышитыми рушниками портрет Шевченко у окна, рядом чье-то увеличенное старое фото – худой остроносый человек с залысинами на лбу, казалось, смотрел на гостя осуждающе.
